Он всегда всех смешил, - этот Мартэн, устоять против его шуток не было никакой возможности. Сидя в маленькой решетчатой клетке, где он продавал публике, он, не переставая заниматься своим делом, все шутил да шутил. Ум этого молодого человека положительно был направлен на комическую сторону вещей, и он успешно изощрял эту особенность, беспрерывно выискивая всякие смешные черточки в людях и событиях. Благодаря ему из этого маленького административного центра смех распространялся по всему городу.

И всем это нравилось - и старым людям, и молоденьким девушкам, и замужним женщинам. В нем было какое - то обаяние. Даже серьезные люди, чиновники и купцы, - и те, ухмыляясь, говорили: «Шут гороховый». И не пеняли на него за его чудачества.

В противоположность Мартэну Жоэль - ламповщик видел жизнь в черном свете, он словно коллекционировал всякие неприятности и неудачи, не говоря уже о том, что этот брюзга, как и все ворчуны, был одер - жим анархизмом и красной болезнью. Таково было положение вещей в нашем местечке - прообразе всех глухих уголков земного шара - в тот момент, когда громовой вестью грянуло объявление о войне (как вы, вероятно, еще помните, это было в июле 1914 года). Мартэн и Жоэль пошли на войну вместе, бок - о - бок. Оба они были призваны одновременно и зачислены были в одну и ту же строевую часть. Само собою разумеется, Жоэль, мрачный и угрюмый, проклинал судьбу и называл войну бойней. Мартэн же еще более повеселел и расцвел, вырвавшись из своей бюрократической клетки, и люди, глядя на него, говорили: «у него такой вид, будто он отправляется в отпуск».

На фронте дело обстояло таким же точно образом. В мерзкой и всегда грозящей гибелью обстановке войны, где громовые раскаты и ядра словно ощупью разыскивают своих жертв, Жоэль сделался ревностнейшим обличителем резни и даже патриотизма, а Мартен упорно оставался все таким же отъявленным шутом. Жоэль был причислен к смутьянам и был на дурном счету у разукрашенных галунами господ: ведь, этот человек воспринимал события трагически, жалел солдат и таким образом заставлял их размышлять о таких вещах, которые никогда не пришли бы им в голову. Но после его разговоров появлялся Мартэн и несколькими меткими словечками рассеивал мрачное настроение и отвлекал бедных простаков от мысли о своей шкуре. Иногда их натравливали друг на друга, и, к великой радости этой убогой публики, мрачный и проклинающий Жоэль оказывался под градом веселых стрел своего остроумного противника.

Солдат типа Мартэна, таящий в себе такие неисчерпаемые запасы звонкого смеха, поистине был драгоценен и чудодействен для нравственного состояния полка. «Что за сокровище этот весельчак!» - радовался капитан Макерон. «Он может заставить смеяться даже баранов на бойне», - говорил майор Эккенфельдер, который в мирное время был мясником и скотопромышленником.

Однажды Мартэн был ранен в голову. Бац!... и половина недосказанного каламбура застряла у него в горле. Но если он и замолчал тотчас после этого происшествия, то замолчал все же не навсегда. Он выпутался из беды, и чудесным образом выпутался из беды и его неистощимый шутовской талант.

Талант этот лишь несколько изменил свой характер. Вследствие трепанации черепа в памяти Мартэна образовались странные провалы, пробелы, возникла какая - то асимметрия. Иногда он вдруг приплетал к своим каламбурам внезапно всплывавшие из тьмы его подсознания изречения из катехизиса и истории Франции. В госпитале он превратился в человека с неестественно повышенной жестикуляцией: он проделывал какие - то прыжки, гримасы, обезьяньи телодвижения, которые ошеломляли и приводили в восторг больных, неподвижно распростертых на своих койках. Иногда призывали старшего врача, чтобы позабавить его этим зрелищем. «Он ошалел», - говорил врач и объяснял при этом, каким образом одно только радостное возбуждение управляет нервными центрами этого уцелевшего от смерти человека, производя в нем как бы короткое замыкание электрического тока.

По всей вероятности, Франции в это время дозарезу нужно было пушечное мясо, ибо его снова отправили на фронт. Когда он опять появился на фронте, с маленькой круглой нашлепкой на голове, товарищи сразу поставили диагноз: «Он рехнулся». И решили, что куда правильнее было бы отправить его в сумасшедший дом.

Но они не пеняли на то, что его не отправили в сумасшедший дом, потому что теперь Мартэн и на отдыхе, в резерве, и в окопах еще больше забавлял публику взрывами своих веселых причуд. Он смеялся и вызывал в других дружный, неудержимый смех. Несмотря на тяжелое ранение, - а может быть, благодаря именно этому ранению - тело его беспрерывно излучало таящиеся в нем токи шутовского веселья. Он более чем когда - либо служил противоядием от всякого лицемерия и ханжества, и начальство дорожило им, как амулетом, который приносит счастье, а Жоэль более чем когда - либо ненавидел войну и был похож на какое - то мерзкое пугало. Да к тому же Мартэн, окрепнув после болезни, добросовестно выполнял свои солдатские обязанности.

И вот однажды пошли в атаку. В ту ночь Мартэн чьей - то таинственной волей был выброшен из окопа и очутился рядом с Жоэлем, который со страшными проклятиями, сжимая в руках ружье, устремился в ночную тьму.

Но когда выступил весь батальон и бедный наш паяц с пробуравленным черепом вдруг увидел вздымающиеся со всех сторон стены огня и услышал ужасающий металлический свист, от которого некуда было скрыться, рассудок его окончательно помутился. Вне себя от страха он спрятался в сторону, вырытую снарядом, откуда не так явственно слышно и видно было все, что происходит вокруг.

Атака закончилась полной неудачей. Предпринята она была вопреки всем доводам здравого смысла, без всякой подготовки, под влиянием дурного настроения бригадного генерала. В конце - концов уцелевшая в бою треть батальона в беспорядке отступила к покинутому окопу.

Во время переклички Мартэн не отозвался. Его занесли в список убитых.

Но на следующую ночь проходивший мимо патруль нашел его в воронке, где он сидел, скорчившись и делая какие - то страшные гримасы звездам. Сержант, командовавший патрулем, выволок его оттуда и притащил обратно в окоп. По дороге он все время как - то странно подпрыгивал и кривлялся.

Дело о неудачной атаке приняло, однако, весьма неприятный оборот. К несчастью, об этом пронюхали в высших сферах. Корпусной командир отчитал как следует бригадного командира, а, тот, разумеется, свалил всю вину на солдат, якобы зараженных вольнодумством. Славные военачальники очень вдохновились этим разговором и пришли к заключению, что надо принять самые решительные меры.

Мартэн был заключен в тюрьму за то, что он изменил долгу гражданина, зарывшись в землю, как трус, в трех шагах от своего окопа, и в ту же тюрьму посадили и Жоэля (хотя он - то ходил в атаку и вернулся вместе со всеми другими) за то, что он разжигал дух возмущения в своих товарищах.

Оба предстали перед военно-полевым судом. Жоэль, со своим упрямым, желчным, свирепым видом, осмелившийся произнести обличительные слова: «вы ответственны», и Мартэн, который все время нес какую - то чепуху и заливался непристойным смехом, сразу восстановили против себя военных судей. Самый молодой из них усомнился: «А в уме ли он, этот самый Мартэн?» - «Да»! - дружно воскликнули остальные судьи. Но, дабы быть справедливыми до конца, потребовали, чтобы это засвидетельствовал военный врач, майор с пятью нашивками. И он, ежедневно завтракавший за генеральским столом, определил: «Это несомненно симулянт». Суд приговорил обоих к смертной казни. Впрочем, у суда были на этот счет соответствующие формальные предписания, ибо высшее начальство считало необходимым вполне реабилитировать бригадного командира от каких бы то ни было подозрений в связи со столь плачевно окончившейся атакой. Да к тому же во - время поданный пример всегда поучителен и пОлезен.

Мартэн ровно ничего не понимал во всей этой истории. Он паясничал вовсю в старинном танцевальном зале, где торжественно заседали судьи, и продолжал в том же духе и тогда, когда обоих осужденных после приговора отвели обратно в тюрьму.

Однако, на мгновение лицо Мартэна впервые резко изменилось. В первый раз в жизни он как - будто понял что - то выходящее за пределы повседневных его понятии и попытался найти этому объяснение. В первый раз в глазах его, увлажнявшихся прежде только слезами смеха, вспыхнул какой - то странный огонек; в первый раз они подернулись туманной завесой скорби и тоски.

Только один человек был свидетелем этой минуты: оба приговоренные к казни были заключены в одной камере.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.