Бойл захохотал.
— Я ожидал этого вопроса, лейтенант. В «Олимпии» мы отмечаем десятую годовщину нашего господства в Городе. А почему капитаном, не спрашиваешь? Для моего адъютанта, каким ты будешь к тому времени, лейтенантских нашивок мало.
Он кивнул, милостиво отпуская меня. По-видимому, я делал головокружительную карьеру — так откозыряли мне всезнающие дежурные и так почтительно подвел под уздцы мою лошадь сопровождавший меня сержант. Я вспомнил Д'Артанья-на и Ришелье. Д'Артаньян не согласился на первое предложение кардинала, я его принял сразу. Но мы затевали со здешним диктатором более сложную и тонкую игру, чем герои Дюма с тогдашним повелителем Франции. Мы собирались проникнуть в тайну Корсона Бойла, дававшую ему почти божественную власть в этом мире, тайну, которую здесь никто, даже он сам, не знал, но узнать которую мы могли уже, почти ничем не рискуя. Трудно назвать случаем все со мной происшедшее — в нем было слишком много расчета. Сопротивление точно рассчитало мое проникновение в личное окружение Корсона Бойла, предвидя возможность атакующей комбинации, хитроумного разведывательного маневра. Но Зернов смотрел шире и видел больше.
— По аналогии с шахматами, — сказал он, — партия переходит в эндшпиль. Пешка Анохин (я не обиделся на него за эту «пешку») достигает последней линии и превращается в ферзя. Сопротивление даже не предполагает последствий, какие открывает ему эта возможность. При некоторых ситуациях можно создать матовую сеть для противника. Но пока об этом рано. Нужен план-минимум. Наш план.
И план родился.
Приняв вечером дела у начальника заставы, я сказал окаменевшему от зависти Шнеллю:
— В патруль пойдешь со мной. Последним рейсом без остановок в Си-центр. С кем в паре?
— С Оливье.
— Оливье мелковат. Подбери кого-нибудь из новеньких. Позубастее. Чем больше голов у него на счету, тем лучше.
Шнелль осклабился: понятно, мол, подберу. Я и так знал, что он подберет самого что ни есть гнусняка. И подобрал. Нашим компаньоном в предстоявшем рейсе оказался узколобый крепыш по кличке «Губач» — нижняя губа его была рассечена надвое и плохо срослась. «Покалечили в _ лагере, бывает», — пояснил мимоходом Шнелль, представляя мне подобранного им спутника.
Что-то вроде тревоги кольнуло меня, когда я присмотрелся и прислушался к Шнеллю. В его отношении ко мне всегда была отчужденность и неприязнь. Невзлюбил он меня с той минуты, когда получил от Макдуффа первый ком грязи в лицо.
Сейчас, во время затеянной нами игры, мне показалось, что в эту устойчивую, плохо скрываемую ненависть внлинилось что-то новое. Шнелль словно в чем-то подозревал меня, чему-то не доверял, чего-то боялся. А вдруг это не подозрение, не страх, не предчувствие опасности, а просто злобная радость, предвкушение возможности от меня избавиться? Вдвоем с Губачом они ликвидируют меня еще раньше, чем подоспеют Зернов и Мартин. В общем, кто кого. «Будем посмотреть», — как говорит Толька.
Он очень огорчался, что ему не нашлось роли в задуманном нами спектакле. Ничто его не убеждало. «Патруль на машине — это тройка, а не четверка», — говорил я. «А кто будет проверять? Машины же возвращаются». «Пойми, мы не имеем права даже на одну сотую риска». Толька плюхнулся на диван и отвернулся: он был очень обижен. Ну, а мы? Мартин поехал доставать полицейские мундиры для себя и для Зернова, а я отправился на заставу.
Мы не предполагали, конечно, что в нашу задачу войдет новый коэффициент, коэффициент Шнелля — непредвиденной опасности. И сейчас, кроме меня, об этом никто не знал. Значит, решать должен был я, и решать быстро.
— Организуй банкет в честь нашего благополучного возвращения, — сказал я Оливье. — Только не в «Олимпии». Где-нибудь поскромнее.
— Патрульному Оливье уготована роль интенданта, — съязвил Шнелль.
— Патрульному Оливье уготована другая роль, — поправил я. — Он остается моим заместителем до конца рейса.
— Почему Оливье? — Шнелль уже перестал сдерживаться.
— Потому. Приказы начальника не обсуждают. Кстати, Оливье, — прибавил я, — если я не вернусь из рейса, вернувшиеся без меня будут расстреляны. Это приказ комиссара. Перед исполнением можете запросить подтверждение. А сейчас проверьте рапортички вернувшихся.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.