Продлевая мгновения…

– Раньше я готовила себя к спектаклю, что называется, основательно, – рассказывает балерина. – Но потом поняла: когда я себя очень уж ограждаю от всего, меня задолго до выступления трясти начинает. Не от страха. Слишком много, видимо, эмоциональной энергии накапливается... Поэтому мне надо ее чуть-чуть расходовать. Особенно перед драматической ролью. Нужно быть слегка уставшей, тогда это играет на образ. А если приходишь очень уж свежей, все слишком легко получается. Нет борьбы, сопротивления... Поэтому, готовясь, скажем, к «Легенде о любви», где я играю Мехменэ Бану, я стараюсь настроиться так, как будто во мне живут два человека. Один занимается повседневными делами, куда-то спешит, с кем-то разговаривает, а другой в это время незаметно, исподволь сосредоточивается на актерских зада чах. И вот этого второго я оберегаю. Если же двоих начинаешь беречь, получается эмоциональный перебор...

По своей артистической природе Валентина Ганибалова склонна к свободному, спонтанному творчеству. Однажды она даже участвовала в телепередаче, где выступила с хореографическими импровизациями. Звучала музыка, и из заранее заготовленных «блоков» классических движений возникала конструкция танца, о которой балерина ничего не знала до тех пор, пока не прозвучала первая нота...

Но, разумеется, в классическом балете, где эта самая конструкция представляет собою нечто неизменное, подобная импровизация невозможна. И тем не менее, считает Ганибалова, импровизация необходима артисту балета как учебная дисциплина. – Она воспитывает умение настраиваться на каждый спектакль так, словно танцуешь его впервые, – говорит балерина. – Что слышишь, то и танцуешь…

И очень часто Ганибалова танцует именно так – отдаваясь на произвол своего внутреннего чувства и в то же время применяя строго отобранные и тщательнейшим образом отработанные средства выражения...

– В классе я отделываю каждое движение, каждую деталь движения. Но когда выхожу на сцену, стараюсь все это забыть. Раньше я продумывала основные опорные моменты роли. Сейчас я даже таких столбиков не ставлю. Для меня главное подчинить себя мысли и чувству, которые пробуждает во мне музыка.

Вот, например, должна я была станцевать в Киеве «Жизель» с Виленом Галстяном. Заранее я продумала лишь два момента, причем не на репетиции, а уже в самолете. Первый момент – сцена гадания. Жизель держит в руке цветок и, гадая, обрывает лепесток за лепестком: «Любит, не любит, любит... Не любит!» И Жизель с тревогой смотрит на Альберта. Тогда гадать начинает он. У него получается: «Любит!» И Жизель успокаивается.

Этот эпизод повторяется потом в сцене сумасшествия, возникая как неискаженный островок истины в сознании Жизели, трагической истины, в которую она когда-то не дала себе поверить.

– Чтобы сконцентрировать внимание зрителей на нем, нужно было сделать какие-то акценты, стоп-кадры, что ли. Вот Жизель вспоминает, как это было: «Любит, не любит, любит, не любит... НЕ ЛЮБИТ!» Нужно сделать мертвую паузу.

Иногда в жизни бывает так. В первый раз приходишь в какой-то дом, встречаешь какого-то человека... И вдруг в тебе возникает ощущение, что все это ты когда-то уже видел...

Я хотела показать обратный процесс. Когда в самом начале цветок сказал ей: «Не любит!», Жизель в глубине души поняла, что так оно и есть. Поняла, что в этом ее судьба, ее рок. Но когда нам хорошо, мы стараемся отмести все неприятное. Поэтому Жизель не позволила этой мысли выплыть из глубины и овладеть ее сознанием. Пусть впереди меня ждет трагический финал, но сейчас я не хочу

ничего знать об этом. И когда Альберт начинает гадать, она понимает, он должен сказать ей: «Любит! » И не ждет от него других слов. Что бы он ни сказал, это уже неважно. Жизель выбрала свою судьбу.

...Неожиданно появляется Батильда – настоящая невеста Альберта. Он целует ей руку. Здесь Жизель должна повернуться к Альберту и сыграть вопрос: «Скажи, это правда? Да или нет?»

Я сделала это по-другому. Я посмотрела на него... И вспомнила, как мы гадали на цветке. Мой взгляд извлек из прошлого то, первоначальное мое состояние и перенес его в настоящее. Вот моя судьба. О которой я знала уже тогда...

Это все уже было. Это ощущение Жизель знает и помнит. Теперь расплата...

Вот эти два смысловых акцента я для себя и определила. А все остальное нужно было естественно и логично к ним подвести.

Человеку мало только тех эмоций, которые выпадают на его долю в реальной жизни. Поэтому так необходимы нам и любовь Ромео и Джульетты, и безрасчетная доброта Дон Кихота, и летящая меж туч луна из древнего японского стихотворения...

Если кому-то достаточно лишь взгляда со стороны на произведение искусства, достаточно лишь пассивного соучастия в творчестве – он зритель. Если лее человек испытывает жажду, чтобы его реальное «я» слилось с воображаемым, он артист...

В Валентине Ганибаловой живет эта неутоляемая жажда перевоплощений. Каждая ее работа – это один из образов ее личности. И, оставив частицу себя в уже сотворенном сценическом создании, она со смелостью самоотречения вновь стремится выразить себя в новой работе.

О Валентине Ганибаловой невозможно судить по одной, двум или даже нескольким работам. Нужно узнать их все, чтобы составить себе представление об актрисе, которая, оставляя в нашем сознании неизменные образы своих ролей, от работы к работе изменяет себя, открывая свою человеческую суть только в этом непрерывном творческом движении.

– Валентине Ганибаловой мало одной классики, – говорит Дудинская. – Она хочет пробовать себя в разных формах современного балета, работает с разными балетмейстерами, с разными партнерами. Ее концертные программы – очень важная часть ее артистического бытия.