Полусказка № 1 — невеселая

Это быль наполовину, так как героиню я представляю себе лишь по ее письмам в редакцию. А поскольку чужая душа — потемки, присочинить самую малость все равно пришлось бы.

Итак... Жила-была в далеком-предалеком (от европейских музыкальных столиц) городе Ярославле девочка. Плохо ли, хорошо ли, училась Таня в школе. Все вроде было у нее как положено: папа, мама, своя комнатка в уютной квартире, магнитофон.

Так вот, в один прекрасный (вернее, РОКовой) день услышала она (а может, и увидела по телевизору) двух расчудесных принцев: один черен, как африканская ночь, другой златокудр, словно полуденное солнце. А поют — заслушаешься! Полюбила Татьяна, их трепетно и безнадежно.

Учебники, дело ясное, забросила, с родителями перессорилась, пить-есть не желает, зато от магнитофона за уши не оттащишь... Не выдержало девичье сердечко, и она, будто в старинной песне, «как цветочек увяла».

Вздор, скажете? От музыки не умирают? Кто его знает...

Перечитывать ее сбивчивые, пространные послания грустно и смешно, все сразу. И понять можно по-человечески, и жалко как-никак, и забавно, поскольку явный перебор!

Что такие эпистолы пишет без пяти минут взрослый человек, лично мне поверить мудрено, однако я сам держал в руках эти сложенные вдвое тетрадные листы, изрядно усеянные восклицательными знаками (до дюжины после каждого третьего предложения, поэтому их я уберу, все остальное с комментарием, но без купюр): «Решено, я умру. Да, мой фанатизм достиг невероятных размеров» (с подкупающей гордостью сообщает юная «Ярославна»). «Я не проживу без «Мойегп ТаЛйпд». Ради них пойду в огонь и воду, на любые унижения (медные трубы, понятно, в качестве инструментов оставлены объектам обожания), лишь бы Томасу и Дитеру, а также их семьям было хорошо. Это не из-за моды, поймите. Я люблю их всей душой, всем сердцем. Когда мои родители говорят, что это, мол, мимолетное увлечение, я считаю это оскорблением. Неправда, я люблю их больше жизни, всегда и вечно. Это не пустые слова, поверьте мне».

Ну и так далее.

Комментируя отчаянное (строчки размыты слезами, все по-настоящему) послание, я не собираюсь провоцировать сочувственно-снисходительные усмешки типа: «Во, девка, голову себе задурила». Но ведь, в самом деле, глупо предаваться самоистязаниям во имя тобой же сотворенных кумиров. Разговор и выеденного яйца не стоил бы, но признания (и содержанием, и объемом) убеждают: здесь такие решительные намерения («дойду пешком до Гамбурга»), что уж самой Тане явно не до шуток. (Не дай бог, девчонка руки на себя наложит.)

Выдумывать, что-де «все эти любови» из-за полнейшей нравственной пустоты, тоже не хочу. По мне, уж вернее сходить с ума песен ради, чем не любить ничего. Лучше преклоняться перед идолами от искусства, нежели души не чаять в деньгах и шмотках. Хотя тоже не дело, конечно.

Слава богу, такие открыточные привязанности к артистам недолговечны. Пусть Тане с ходу не докажешь, что все эти «страсти-мордасти» она сама же себе и навыдумывала, но ничто не вечно под луной.

И все-таки был один настораживающий абзац в первом Танином письме. Эти строчки с четкостью, коей отличаются аранжировки аккуратненького дуэта из ФРГ, проиллюстрировали давно напрашивающуюся аналогию: «У меня на стене висит их фото. И когда отец ругает и когда сил терпеть нет, я молюсь».

Мораль № 1 — спорная

Сказка — ложь, да в ней намек... Может, что-то и напридумывала себе романтическая школьница, но... О том, что значит современная музыка для молодых, сказано и написано бесконечно много. При этом все разговоры ведутся все больше на эмоциях, как и сама музыка, а с математической точностью, тоже музыке присущей, так никто и не определил ни меру этого влияния, ни его истинное содержание.

А в воздухе давненько витает простая, как четырехтактный рок-н-ролл, мысль: музыка со всеми ее сценическими и прочими атрибутами стала для внушительной части нынешней молодежи своего рода религией. Обе составных, по-моему, налицо: определенное мироощущение и соответствующее ему поведение (religio с латыни переводится как святыня, предмет культа).

Выбрав себе из разноголосого пантеона объект преклонения, фэн (так на Западе величают самозабвенных поклонников «звезд» любого пошиба — от футбольных бомбардиров до балетных примадонн) пребывает в уверенности, что выбор произошел как бы помимо его воли, и, как правило, не столько пытается походить на божество, сколько выполняет некий набор — со стороны довольно глупо смотрящихся — полуобрядов, а от этого основательно веет магией. Особенно рельефно проявляется это у «металлистов»: когтистые куртки, мерцающие заклепки, мрачноватые трафареты на майках, вызывающие прически и пресловутая «коза» — жест рукой, при котором мизинец и указательный палец изображают рога «той силы, что вечно хочет зла». Чем не пещерный «закон сопричастности»?

Летним воскресеньем этого года в Зеленом театре парка Горького одно из отделений концерта «работал» свинцовозвучащий «Круиз». Мое место оказалось между группой ребят лет по пятнадцать, с одной стороны, и студенческой, как я вычислил, парой — с другой. Те, что слева, такие славные, чистенькие мальчики, завелись, что называется, с пол-оборота. А после затяжного гитарного соло «студент», заложив пальцы за губу, показал, что тоже не лыком шит — прямо Соловьем-разбойником оказался, честное слово. Про упакованных в черную кожу «металлистов» и говорить не приходится, они входят в раж даже от вида барабанных палочек и никелевого блеска звукоснимателей и струн на раскрашенных дощечках, формой своей все меньше напоминающих гитары.

Словом, настоящий концерт, «рок-навсегда!!!» и все такое прочее. Если начистоту, то в этом пронзительном восторге, во всей грохочущей радости слияния с агрессивным, бунтарским звукодейством, повелевающим «встать!», что-то есть. Повторять вслед за английским писателем Паркинсоном, что рок — наркотик похлестче никотина, я не намерен, но, что ни говори, а поведение в толпе (в широком смысле, не только среди зрительской массы) круто меняется порой.

Если фэн ощущает себя звеном в цепи единоверцев (будь это на трибунах стадиона или в зрительном зале), то прямо на глазах происходит удивительное превращение: он заражается настроением своей, вернее, «нашенской», силушки, море — по колено, а чувство ответственности подменяется нетерпимостью к еретикам и, как бы поточнее сказать, тупым, неандертальским догматизмом.

Не хочу прослыть занудой, но стоило бы различать здоровый, спортивный «завод» и слепое неприятие «тех, кто не с нами». Привожу доказательства: брюссельскую трагедию, когда спровоцированное британскими фэнами столкновение с итальянскими болельщиками обернулось жертвами с отнюдь не футбольным счетом; скандальный эпизод из гастрольной биографии «Роллинг Стоунз» — телохранители группы из числа «ангелов смерти» (отличительные внешние признаки — мотоциклы и кожаные одеяния, украшенные железом и бисером) насмерть забили излишне ретивого поклонника талантов Мика Джагера, который не смог (не имею права сказать: не захотел) остановить усердствующих убийц.

В фильме о «Стоунзах» серии индивидуальных интервью с музыкантами после того страшного концерта предшествуют кадры: зрители приветствуют своих любимцев поистине с религиозным исступлением. Возможно, я перегибаю палку, но в Большом театре или в «Ла Скала» певцам овации тоже дай бог устраивают, однако к лику святых артистов все-таки не причисляют, что не мешает восхищаться их искусством и по-хорошему боготворить.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.