Рассказ
Перевод Ольги Соколовской
Да, я знаю, это будет нелегко: и для вас и для меня тоже. Для вас, потому что вы должны расстаться со своими ожиданиями и свыкнуться с новым положением вещей, смириться с другим лицом; а для меня это будет трудно, потому что я об этом знаю, потому что я знаю о вашем разочаровании и потому что я должна воспринимать себя как эрзац.
Мне надо заполнить место, на котором ждали Ханну Барлоу, а чтобы сделать это, потребовался бы весь мой опыт в тройном размере, и даже тогда все бы тотчас же начали снова звать Ханну Барлоу.
Нам долго пришлось бы звать; она больше не придет; Ханна Барлоу умерла; вчера, спустя два дня после своего семидесятилетия, за день до вашего посвящения в юность, когда вам на этом самом месте надо было ее слушать.
Или даже хотелось, ибо речи Ханны славились; кое-кто из вас еще услышит об этом, потому как я вижу среди ваших родителей некоторых, кого вместе со мной Ханна Барлоу легонько подталкивала по жизни.
Бессмертие, знаете ли, вовсе не безобидное слово, ибо оно оспаривает одну из важнейших данностей, которые определяют нашу жизнь: оно оспаривает то, что мы смертны, оно утешает нас, уводя от смерти прочь, и это не всегда хорошо, потому что слишком многое, что не подлежит отсрочке, мы откладываем, уверовав в нашу вечную жизнь.
О бессмертии следовало бы, наверное, говорить лишь по отношению к мертвым, и если искать масштаб, приемлемый для определения бессмертия, то надо бы, я считаю, интересоваться количеством истинного движения, движения в смысле продвижения вперед, прогресса, развития, которое один человек внес в жизнь других людей.
И все же – все же, все же – в этом смысле Ханна Барлоу бессмертна.
По возможности не будем воздвигать ей памятника; я, во всяком случае, не могу пока думать о ней, отлитой в бронзе или высеченной из камня; она действительно не была тем, кто нуждался в постаменте, чтобы быть замеченным, я знаю, это справедливо в отношении всех, кому мы сегодня ставим памятники, но Ханна Барлоу для меня отличается от них еще и тем, что Ханну Барлоу я знала, что многие здесь, на этой встрече, которая задумывалась как праздничная и праздничной должна остаться, что многие здесь знали товарища Барлоу, и что многое здесь, в этом местечке, было бы не таким, как есть, если бы Ханны Барлоу в этом местечке не было.
Я скажу теперь кое-что, что каждый знает, но я сказку это, поскольку так, может быть, будет понятно. почему я осмеливаюсь взойти вместо Ханны на трибуну: Ханна Барлоу была бургомистром нашего города, прежде чем им стала я, а я им стала, потому что она была им до меня.
Знаете, для вас это, надо полагать, звучит как весть из тех времен, когда нужно было идти охотиться на медведя, если понадобилась новая шуба, но и в этом местечке представление о женщине на руководящем месте в общинном совете тоже укладывалось лишь в немногие головы – Ханна своего места добилась; все обошлось без мятежа, но и не без жутких усилий тут и там, а через пару лет, проведенных Ханной в кресле бургомистра, никто уже толком не понимал, вокруг чего поднимали весь шум, и я, когда иногда спрашивала себя, почему именно я сменила ее на посту, в свои ясные часы я нашла объяснение: стоило бы слишком больших усилий после ухода Ханны примирить город с мыслью, что теперь бургомистром снова должен стать мужчина.
Она ко всему прочему была еще и-очень хитроумной особой, эта товарищ Барлоу: едва лишь освободив для меня свой стул, она стала хлопотать о председательстве в комитете по проведению Праздника посвящения в юность, и конечно, и это знает здесь каждый, ибо каждый ждал ее сегодня в этом качестве на этом месте, и по крайней мере те среди нас, кто постарше, радовались, предвкушая услышать в этот час одну из знаменитых речей товарища Ханны Барлоу на Празднике посвящения в юность, – конечно же, она получила желаемый пост, однако – и это я имела в виду, когда говорила о ней как о хитроумной особе. – однако Ханна Барлоу могла бы точно так нее и наверняка с тем же успехом ходатайствовать о почетной должности в молоконадзоре, или в дренажной службе, или даже в отделе народного искусства – при условии, и
здесь-то я возвращаюсь к ней как хитроумной особе, при условии, если бы комнаты этих почтенных учреждений были расположены так, как была расположена и расположена сейчас комната комиссии по проведению Праздника посвящения в юность, а именно через дверь напрямую соседствующая с комнатой бургомистра.
Немного, совсем немного наши отношения походили на отношения гнома и королевской дочки – вы не должны стесняться, если вы помните эту историю, ведь сказки рассчитаны на всю жизнь; когда я почти что была готова впасть в отчаяние перед горами соломы, которую мне до рассвета надо было перепрясть в золото, Ханна Барлоу появлялась из своего кабинета, и тогда взлетало веретено, и жужжала прялка, и в течение так вот проходящих лет я училась быть бургомистром.
Я, выходит, не могу относиться к посвящению в юность иначе, как хорошо, так что и не могло быть вопросов, кто здесь заменит ее, когда пришла весть: Ханна мертва: а в воскресенье сотня молодых людей ждет, чтобы им кто-то сказал: детство прошло, юность – великолепная штука – и жизнь тоже! И они ожидают, что им это скажут прекрасными словами.
Ах, не рассчитывайте на слишком многое, дорогие друзья, ибо потеря, которую представляет смерть Ханны Барлоу, имеет отношение ко многим и к вам тоже.
Правда, оставались по крайней мере записи, которые Ханна сделала, готовясь к сегодняшнему празднику, – большего ей не требовалось, а для меня этого слишком мало; и все же они будут мне подспорьем.
Это странные заметки, и, не общайся я с нею столько лет, я едва ли сумела бы разобраться в них – вот так выглядят эти листки, и на них написано, на этом, к примеру: «Пусть носят защитные шлемы!», а на этом: «Быть единственным коммунистом в Барске было тяжело!»
Я знаю большинство историй, относящихся к этим заметкам, и я их, конечно, расскажу, однако мне хочется рассказать и кое-что из истории Ханны Барлоу, поскольку, мне кажется, делаешься сильнее, когда об этом знаешь.
А сила вам понадобится, потому что жизнь хоть и прекрасна, но вместе с тем и весьма напряженна.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.