– Постель убрал за собой?
– Убрал, – соврал Сергей.
– А посуду кто уберет?
– Приду и уберу!
– Сергей! – предупредительно гаркнул из кухни отец.
Завела она его все-таки, теперь до обеда нечего и возвращаться. Сергей бесшумно открыл замок и шмыгнул за дверь. Но не побежал сломя голову вниз, а замер на площадке на случай, если родителям все-таки вздумается вернуть его назад. Они. и впрямь вывалили в прихожую, и Сергей услышал, как мать торопливо сказала:
– Да ушел он, ушел уже, дверь в подъезде хлопнула. Ну его к черту, нервы на него тратить, на вахлака бессовестного. Хоть бы его в армию скорее взяли.
Они постояли в прихожей, не зная, что им делать. Сергей представил их растерянные лица и четыре стены, в которых им придется провести выходной день. (Слава богу, бабушка приезжает, хоть какое-то разнообразие будет.)
– Черт побери! – сказал вдруг отец обыкновенным, «несемейным» голосом. – Все-таки так нельзя... Мы сами его от себя отталкиваем. Что вот ты поднялась: «Поступишь ты, как же!» А может, поступит? Поработает, а потом поступит...
– Ну вот, сам начал, а я виновата.
– Но я отец, я должен с ним говорить по-мужски. А ты женщина, ты должна в нем надежду поддерживать, веру в свои силы! – Они отошли от двери, а Сергей еще несколько минут стоял, прислонясь к стене.
Волна жалости к отцу вдруг нахлынула на него, так жалко его стало – бледного, худого, в застиранной майке, с мятой кожей на лице. Чуть было не вернулся назад, но уже такая стена непонимания образовалась между ними, что и представить это возвращение было невозможно.
В почтовом ящике Сергей обнаружил повестку из инспекции по делам несовершеннолетних (оперативно работают!). Отца просили явиться вместе с ним для беседы. Заглянул в ящик к Ноле, там тоже виднелась бумажка. Открыл замок шилом перочинного ножичка, вытащил повестку и пошел к Ноле.
– Что будем делать? – спросил Чо-ля, когда ознакомился с ситуацией. (Еще спал, негодник, встретил Сергея в одних трусах.)
– Чо, чо... Сжечь придется. Представляю, какой шум поднимут предки. У них же пунктик, сидят и ждут, когда их в милицию вызовут из-за меня, всю жизнь судом пугают.
Повестки сожгли, пепел выбросили в форточку и долго смотрели, как черные хлопья летят вниз с девятого этажа. Пусто еще было во дворе. И на душе было пусто...
– Чует мое сердце, добром это не кончится, – сказал вдруг Чоля. – Такое же состояние сейчас, как тогда, когда мы клятву в клумбу зарывали.
Вспомнил трехлетней давности историю. Захотели дворовые мальчишки волейбольную площадку сделать. Нашли место, выровняли его (целую неделю лопатами скребли), разметили, столбы на стройке выпросили. Утром в воскресенье встали – на месте их будущей площадки клумба вскопана, пять лавочек вокруг поставлены, а на них несколько старушек сидят. Жалко им тишины стало. Куда только не ходили тогда мальчишки – и в домоуправление, и в роно, и в райком комсомола, – клумба осталась на месте, вон она, не нужна теперь никому, вся бурьяном за лето зарастает. И теннисный стол в том же году молодые папаши сломали – на его месте детскую песочницу поставили. Чоля и еще пятеро мальчишек (Сергей был в пионерском лагере) поклялись тогда отомстить обидчикам, написали клятву, заложили ее в бутылку и закопали в клумбу. Кто-то, видно, увидел, выкопал бутылку, и была шумная – на весь поселок – история. Чолю мать до сих пор этой историей попрекает, потому что всех мстителей в милиции на учет поставили.
Поговорили о характерах родителей. И у него и у Чоли матери одинаковые: разойдутся – не остановишь, все грехи
переберут с' грудного возраста. Чуть задержался на улице – уже ты в банде, взяли у кого-нибудь магнитофон послушать – ты уже в шайке фарцовщиков, пришел с запахом пива – алкаш. А вот у Кости батя что надо – крутит баранку, а держится, как кум королю и сват министру. «Жигуля» имеет. Когда Костя вы винтил во время практики на комбайне какой-то прибор, деталь из которого ему нужна была для радиоуправляемой мо дели, он и глазом не моргнул. Ну, конечно, выдрал Костю как следует – прибор стоил полторы тысячи, – но ни прикрывать его не стал, ни суетиться. И на суде держался так, что позавидуешь. Прокурор послушал его и частное определение шефам с комбината вынес за то, что не заботятся о развитии технического творчества в подшефной школе. А случись такое с ним или с Чолей, их родители со страху, наверное, померли бы: сын – вор! Общественное мнение, общественное мнение!..
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.