Последние дни Заимова

В кабинете начальника софийской полиции Драголова собрались его помощники и Козловский. Они накинулись на Флориана с вопросами. То, что тот рассказал, было ошеломляющим. Значит, все это верно!.. Значит, Заимов действительно советский разведчик!

Козловский не скрывал своей радости — операция осуществляется прекрасно, уже можно думать об ордене и повышении. Зато болгары испытывали страшную неловкость. Драголов непрерывно повторял: «Боже мой, и все это под нашим носом!» Он думал о том, как доложить об этом царю Борису и что делать, когда тот его спросит, какие сведения Заимов передал русским. Ясно же, что сведения эти первостепенной важности: ведь Заимов — крупный военный, тесно связанный с верхушкой генералитета личной дружбой.

...Назавтра большой отряд полицейских оцепил дом, в котором жил Заимов. Их подготовили к перестрелке, к отчаянному сопротивлению генерала, а тот встретил их спокойно, с недоумевающей улыбкой.

Какой ценой далась ему эта улыбка!.. Было ясно, что он провален, но только ли он? Что стало со словаком? С остальными? С советским другом? Неужели этот провал даст повод дворцовой клике втянуть Болгарию в воину против СССР?

Вот о чем мучительно думал Заимов, следуя под усиленным конвоем в полицию...

Драголов же помчался на машине во дворец архитектора Севова. Огромное влияние того на царя Бориса ни для кого не было секретом. Поговаривали даже, что он искусный гипнотизер. Мало кто из царедворцев имел такие обширные связи. Севов регулярно информировал Бориса обо всех событиях, слухах и сплетнях, он имел доступ к нему в любое время дня и ночи. Драголов подозревал, что этот человек служит сразу нескольким разведкам, но сейчас это мало занимало его.

Служанка сказала Драголову, что у господина Севова грипп и он просил никого не пускать.

— Ко мне это не относится, — сказал Драголов и, отстранив служанку, направился прямо в кабинет вельможного архитектора. — Извините за беспокойство, — небрежно сказал он, увидев хозяина дома в роскошном халате, — у меня забавная новость. Сегодня я арестовал генерала Заимова и имею в руках неопровержимые улики, что он советский агент. Будьте добры сообщить об этом его величеству, выразив при этом мои самые верноподданические чувства.

Севов усмехнулся. Новость была не только забавной, но и исключительной. Он тотчас забыл о своей болезни. Через несколько минут его автомобиль летел во дворец.

Борис был ошеломлен, но в то же время не мог скрыть своей радости: наконец-то представилась возможность свести счеты с давним врагом. Только что он теперь скажет Гитлеру, как выполнит свое обещание? Если генералы болгарской армии становятся агентами советской разведки, можно ли рассчитывать, что такая армия будет воевать против русских?

...Стефания Шварц была доставлена на очную ставку с Заимовым из Вены специальным самолетом. Эта несчастная беременная женщина, избитая, сломленная, рассказала обо всем, что знала. Но Заимов не только не укорял ее, а старался вдохнуть в нее мужество и успокоить ее совесть.

Заимов понял, что отрицать свою активную антифашистскую деятельность больше нет смысла. Он решил использовать суд как открытую пропагандистскую трибуну. Зная, что каждое написанное им слово будет прочитано царем и министрами, Заимов высказал в своих собственноручных показаниях мысли о страшной опасности, которой подвергается Болгария, оставаясь в гитлеровской упряжке.

Он всегда считал, что для Болгарии связь с гитлеровской Германией является катастрофической ошибкой, что интересы болгарского народа могут быть защищены только в дружбе с Советским Союзом. Его патриотизм и политическая прозорливость — вот что заставило его отдать все силы той тайной борьбе, которую он вел последние семь лет.

Полиция так и не смогла докопаться до самого главного: какие же сведения он успел передать советским товарищам? А сведения эти были исключительной важности. Вот некоторые из них.

Двадцать первого мая 1941 года: «В конце мая немецкие войска покидают Балканы. Остаются только три мотодивизии. В Греции — 37-я и 38-я и в Югославии — 40-я».

Тридцатого мая: «Немецкие войска в массовом порядке покидают Грецию».

Восьмого июня: «Почти все немецкие войска из Греции направляются в Румынию. В Греции остаются только три дивизии, а на Крите — две».

Сообщения Заимова ясно говорили о буре, надвигающейся на Советский Союз. Информация, как известно, шла в Москву по различным каналам из Японии, Болгарии и многих других стран, где антифашисты, исполненные тревогой за судьбу мира, с риском для жизни собирали и передавали исключительно важные сведения.

Заимов не знал, что рядом с камерой, в которой томился он, ждал расправы другой великий сын болгарского народа — замечательный поэт Никола Вапцаров, что в соседних камерах были заточены выдающийся борец за свободу Антон Иванов, захваченные карателями патриоты во главе с полковником Цвятко Радойновым.

Отрезанный от всего мира, один на один со своими мыслями, Заимов принял решение ускорить конец. Он боялся, что может не выдержать. Нет, не пыток. Но однажды палачи инсценировали за стеной крики избиваемого ребенка — ему показалось, что это плачет любимая его дочь Клавдия. Ему стало страшно...