Традиции воинской славы: как их наследовать?
Мы встречаем 40-летие Великой Победы. В эти дни советская молодежь с особой силой понимает: быть готовым к защите Родины — долг, дело совести и чести каждого. Этому учат нас отцы. Этому учит героическая история нашей страны.
«Русски храбрые солдаты, в свете первые бойцы». Эта строка принадлежит мушкетеру Преображенского полка, великому русскому поэту Гавриилу Державину, десять лет, до офицерского чина, прослужившему рядовым солдатом и одинаково хорошо владевшему как пером, так и штыком и шашкой. Нет на свете вида спорта более армейского, чем поединки на холодном оружии, ибо в мирное время только фехтовальщики по традиции вызываются «на поле боя», как официально именуется фехтовальная дорожка. О чем эти записки, может спросить иной читатель. Если о спорте, то и пишите о спорте. Таково требование специализированного мышления, для которого совокупный взгляд на вещи утерян, а потому соединить однажды расфасованные по отраслям, жанрам и ведомствам знания представляется процессом почти мучительным. Мы напрасно думаем, что межведомственная проблема имеет место только для государственных дел, а не для личности. Здесь, как и всюду, мерилом всех вещей является человек, и мерилом неделимым.
Пусть эта статья будет как некая сумма, к которой так уместно прибегали раньше в научных трудах, излагая в конце то, что начиналось со слова: «Итак...» Мы забываем предостережение Аристотеля, которому еще была дана мудрость целого, совокупный взгляд (теперь говорят «комплексный»): «В гимнастике не должно преобладать животное, но прекрасное». Прекрасное понималось как благо, добро. Тот, кто воспитывал мальчиков, развивая в них не одну функцию, не один специальный навык, а формировал личность, как это, кстати, делает и каждый разумный родитель, тот знает, что «воспитание выше образования», как повторял великий русский военный педагог генерал М. И. Драгомиров. Он знал, что без нравственности все знания — балласт, который не даст того, что творит истинного защитника отечества, что рождает воодушевление. Как это достигается? А вот как. Приведем еще раз полюбившиеся Рылееву строки, пусть они звучат как рефрен в этих записках, как припев к песне. Они не способны надоесть.
«Воспоминать юношеству о деяниях предков, дать ему познания о славнейших эпохах народа, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти — есть лучший способ возбудить в народе сильную привязанность к родине. Ничто уже тогда тех первых впечатлении, тех ранних понятий подавить не в силах; они усиливаются с летами, приготовляя храбрых для войны ратников и мужей добродетельных для совета».
Эти строки мог написать только поэт. И далее, вы увидите, поэты будут с вами неразлучны.
Так о чем же эти записки? Об оружии, о памяти, о поэзии или отваге? Обо всем сразу, а значит, о чести смолоду. А еще точнее, они о том, как «сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти». Юный Киреевский однажды провозгласил девиз, которому не изменил до смерти, девиз, ставший каноном пушкинского круга, оставленный им как завет. «Мы чистоту жизни, — сказал он, — возвысим над чистотою слога». У нас в фехтовании тоже свой слог. Мы даже периоды боя именуем «фразами». Так что поединки на холодном оружии тоже «изящная словесность», только на лезвии клинков.
Фехтовальщиков нередко в газетных отчетах называют мушкетерами, имея в виду героев Дюма, ставших примером отваги, веселья и крепкой мужской дружбы. Однако историческая справедливость требует, чтобы мы произносили «мушкетеры», вкладывая в это слово более высокий смысл. Мушкетерами в пору Румянцева и Суворова, в пору расцвета русского оружия вплоть до нашествия Наполеона называли русскую линейную пехоту, самый «секретный» и неотразимый род русских войск до сегодняшнего дня. Петр Великий первым в мире сделал штыковой удар решающим фактором победы. Он хорошо знал своих солдат, набранных из коренных русских областей. Суворов закрепил за штыком славу особого русского оружия. Ушаков перенес его даже во флот, когда его моряки штурмовали крепости, и он же создал, по существу, лучшую в мире морскую пехоту — «морских мушкетеров».
После революции военный Всеобуч спас фехтование от исчезновения в нашей стране, когда горячие головы требовали запретить этот «дворянский» вид спорта. В войне с фашизмом штык сослужил еще раз службу Родине. Когда у Ельни на смоленской земле эсэсовцы пошли в самую крупную психическую атаку во второй мировой войне при поддержке танков и горизонт был черен от их мундиров, их приняли в штыки сибирские полки и опрокинули. Задолго до войны к четырем видам фехтования прибавился пятый — бой на штыках. Мы были единственной в мире страной, которая культивировала этот вид спорта — он стал как бы национальным. Последний раз первенство СССР «по штыку» проводили в 1958 году. Не так уж и давно. Так недавно, что космонавт Елисеев успел-таки стать мастером спорта по штыку перед тем, как улететь в космос и стать первым звездным мушкетером и дважды Героем Советского Союза.
Сколько прославленных полководцев последней войны начинали боевой путь и возмужали в седлах, прекрасно владея клинком! 24 июня 1945 года из ворот Спасской башни Кремля вылетел всадник на белом коне. Сводный оркестр грянул «Славься!». Навстречу ему мимо замерших колонн фронтов, построенных в том порядке, как они стояли грудью к врагу от Белого до Черного моря, скачет всадник на вороном коне. По уверенной посадке знаток сразу бы признал в них бывалых кавалеристов и лихих рубак. На белом коне маршал Жуков, на вороном — маршал Рокоссовский, оба в прошлом кавалеристы, оба георгиевские кавалеры и драгуны, а драгуны — это посаженная на коней пехота. Оба маршала перепоясаны золотым именным оружием. Рокоссовский, как рапортующий, держит шашку обнаженной. Всадники сближаются. Наступает тишина, за которую легли миллионы. Звучат слова рапорта командующего парадом.
А нам с первых лет создания в Сибири мушкетерского клуба «Виктория» не давал покоя другой клинок — мы мечтали о шашке Жукова, полководца, возглавившего оборону Москвы и взявшего Берлин, тем более, что он наш, он кавалерист, он фехтовальщик, да еще бывший командир казачьей дивизии, той, что была ядром Первой Конной армии. Золотая именная сабля маршала Жукова должна, мне кажется, разыгрываться армейскими мастерами клинка как переходящий и самый почетный приз в мире на турнире Победы, учредить который — долг армейских сабельных бойцов. Не будет нам покоя, решили мы однажды в Сибири, пока не будет шашка Жукова снова в деле. Заслужили ли армейские фехтовальщики такой турнир? Вот в обоснование какой идеи и взялся автор за перо.
Армейские фехтовальщики задают тон еще с довоенных лет, когда полковник В. Вышпольский, уроженец Сибири, начал свой легендарный путь, закончившийся титулом двадцатикратного чемпиона Советского Союза на всех видах оружия и на штыке, разумеется, тоже. И даже ранее, когда после гражданской войны бывшие наставники офицерских училищ распахнули двери спортивных залов и в секции фехтования хлынула с энтузиазмом рабочая молодежь. В 1951 году на последнем году службы в армии Яков Рыльский из Усть-Каменогорска, начав с побед на штыке, стал потом трижды чемпионом мира по сабле. Потом первую олимпийскую медаль по фехтованию завоюет в Мельбурне армеец Лев Кузнецов. Та «бронза» весомее любого «золота». Через четыре года другой армеец, Виктор Жданович, добудет «золото» чистейшей пробы. Вслед за тем команда рапиристов-армейцев в составе В. Ждановича, Ю. Сисикина, М. Мидлера и Г.Свешникова на десять лет отняла у всех команд мира шансы на «золото».
После великолепной «бронзы» Л. Кузнецова в Австралии взошла звезда нашей сабли, и с тех пор она уже не меркла. Но даже виртуозам рапиры не удалось сделать того, что совершили на Олимпийских играх в Канаде наши саблисты. В 1976 году в Монреале перед ошеломленными зрителями на первую ступеньку олимпийского пьедестала радостно запрыгнул младший лейтенант Виктор Кровопусков. Ступенькой ниже взлетел одним прыжком капитан Владимир Назлымов, на третью ступеньку в своей львиной и спокойно-уверенной манере встал недавний властитель мировой дорожки майор Виктор Сидяк из Белорусского военного округа. Там же, в Монреале, наша сабельная команда выиграла командное «золото».
Для армейца сабля обладает особым обаянием. Это яростный, динамичный и боевой вид фехтования. Бой на саблях — наиболее «мужское» единоборство в фехтовании, где диалог клинков кончается нередко весьма чувствительным ударом. Русская армия имеет такую традицию сабельного боя, что уступить этот вид оружия мы просто не могли. Как говорил еще генерал-лейтенант Денис Давыдов, лихой саблист: «Я не поэт, я — партизан, казак... военной песни запевало». Золотым оружием с надписью «За храбрость» награждались и Денис Давыдов, и Павел Катенин, и Петр Вяземский, и Михаил Лермонтов, не говоря уже о «золотой шпаге с алмазами и лавровом венке» шефа Рязанского мушкетерского полка Михаила Илларионовича Кутузова.
Но вернемся к Монреалю. После выступлений в Канаде майор В. Назлымов в 31 год решил уйти из большого спорта и перейти, пожалуй, в еще больший спорт: его назначили главным тренером по фехтованию Вооруженных Сил СССР. Почему руководство сочло возможным возложить на плечи молодого офицера столь ответственные обязанности? Ведь уровень армейского фехтования влияет прямо на фехтование во всей стране. В составе сборной СССР всегда больше половины армейцев и, прямо скажем, лучшей половины. На Московской Олимпиаде мало того, что из 18 фехтовальщиков десять были «мушкетеры»-армейцы, но только они и добыли «золото» нашей команде. Офицеры не просто ядро сборной, офицеры — ее золотая надежда.
С 1956 года ЦСКА участвует в Кубке европейских чемпионов. Сабельная команда ЦСКА за 25 лет уступила «золото» только четырежды и только венграм. В 1979 году перед Олимпийскими играми в Москве Назлымов вернулся из Мельбурна чемпионом мира в личном зачете. Это уже одиннадцатый раз он вернулся чемпионом мира. Впереди была последняя его Олимпиада — Московская. На олимпийском пьедестале в Москве повторилась сцена Монреаля. Сабельный олимпийский пьедестал вновь заняли советские офицеры. Команда завоевала еще одно «золото». Это было для Назлымова третье олимпийское «золото». «В свете первые бойцы» еще раз показали, что единоборство не гимнастика, где даже девочка может поразить виртуозной заготовкой. В бою нужна львиная хватка, а не юношеская прыть, потому чрезмерное омоложение фехтования сегодня — это его закат завтра. Московская Олимпиада подвела итоги. На рапире первенствовал лейтенант из Киева Владимир Смирнов.
Не так давно в Риме трагически оборвалась жизнь лейтенанта Смирнова. Он получил смертельную травму в финальном бою. Смирнов ушел из жизни непобежденным олимпийцем. Он погиб, но погиб в честном бою, как подобает советскому офицеру. Безусловно, задача Всемирной федерации фехтования найти такие способы защиты спортсменов, которые навсегда исключили бы трагические случаи на дорожке. В наше время это осуществимо. Но жизнь олимпийского чемпиона лейтенанта Смирнова, сына потомственных рабочих, будет примером верности воинской чести.
На чем же зиждется армейское фехтование, а стало быть, и русская школа поединка, что является формообразующим началом их действий, из чего рождается победа в их бою? Кто видел все сметавшие на своем пути атаки волжанина Свешникова, выпад лейтенанта Смирнова или рожденный в запредельных возможностях порыв Назлымова, тот скажет: рождается этот порыв из прямодушия, и имя ему отвага. Невольно вспомнишь современника Пушкина, знаменитого песенного поэта, автора «Среди долины ровныя» Мерзлякова, который писал, что «божество, одушевляющее великих писателей, когда они сочиняют, подобно тому, которое воспламеняет воина в жару сражения. В воинах — сей бог есть смелость, отвага, воспламеняемая самыми ужасами предстоящей опасности».
Не одна ли природа у истинных поэтов и у истинных бойцов, не есть ли вдохновение поэта отвага души? Спросите самих фехтовальщиков, они будут смущены, и, чтобы скрыть в себе самое доброе, будут нарочито грубы и даже циничны. Но не верьте им. Каждый в душе помнит, что его привело в детстве на боевую дорожку. Помогаем ли мы им раскрыться, быть самими собой, наводим ли мосты с прошлым, напоминаем ли им об их генетическом родстве с сынами Полтавы, Бородина, Сталинграда, Куликова поля? Нет. Мы не проводим ни одного турнира в стране, посвященного великим победам отечественного оружия. Мы не разыгрываем ни саблю Пожарского, ни шашку Платова, ни саблю Жукова. Мы проводим безличный и анемичный турнир «Московская сабля». В этом не больше смысла, как если бы проводили «Московскую скрипку» или «ракетку». К тому же есть «Киевская рапира» и т.д. Почему Сидяку довелось привезти из Варшавы рыцарскую саблю Володыевского, но никогда ни ему, ни его друзьям не удалось стать обладателями отечественного оружия? Потом мы удивляемся, почему молодежь с такой легкостью обвешивается мещанскими регалиями Запада. А вырабатываем ли мы иммунитет против этого не на словах, а на деле? Чествуем ли мы своих героев?
Почему бы безликую «Московскую саблю» не переименовать в «Саблю Платова»? Судите сами. Слава Платова всеевропейская. Именем Матвея Платова называли когда-то в Англии новорожденных мальчишек, там же спускали на воду корабли его имени, чеканили медали. На Западе известно свыше восьмидесяти гравированных портретов Платова. Портрет его дочери в русском народном наряде раскупался по всей Европе прямо-таки с энтузиазмом. Портрет отражал широко известные в те годы события и реакцию атамана на пожар белокаменной столицы. Говорят, он не вынес зрелища пылающей Москвы, зарыдал и крикнул, обернувшись к казакам: «Если кто, хоть бы простой казак, доставит ко мне Бонапартишку, живого или мертвого, за того выдам дочь свою!» И охота на Наполеона началась.
Оксфордский университет преподнес атаману донцов докторский диплом, город Лондон — золотую саблю, украшенную гербами Великобритании и Ирландии и вензелем самого атамана. Принц-регент велел повесить в королевском дворце портрет Платова и подарил атаману свой портрет, усыпанный драгоценными камнями, «в знак почтения, уважения и удивления к бессмертным подвигам, подъятым для пользы отечества своего и для спасения Европы». Дамы высшего света посещали его и украшали свои медальоны его изображениями. Надо же было так потрясти гордый Альбион, чтобы ему нельзя было и шагу сделать незамеченным.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Этика поведения
Особенности профессии водолаза-глубоководника