- Пропал мой труд!... Как я старалась!... Ах, что мне теперь делать?

Оказывается, я уронил на скатерть крошку хлеба. После каждого моего движения следовал истошный вопль, я то и дело вздрагивал.

Летели дни. В конце концов я превратился в пугливое, забитое существо. Я боялся шевельнуть ногой, моргнуть глазом. Зато в доме у нас царила абсолютная чистота, идеальный порядок!...

Во время первого посещения мать спросила меня:

- Ну как, нравится жена?

- Очень! - ответил я. - Лей масло и лижи...

У нас в доме всегда стоял такой грохот, словно мы жили в машинном отделении океанского парохода. Чего только Махмуре не шила! Блузки и ночные сорочки для себя, пижамы и рубашки для меня, распашонки для наши! будущих деток, одеяла для будущих внуков... Махмуре обладала нечеловеческим усердием. Его с избытком хватило бы на два десятка таких мужчин, как я. Одних только пижам, которые она мне шила, могло бы хватить на всю жизнь и детям моих детей. В ожидании, когда Махмуре перешьет наконец все предметы личного пользования и можно будет спокойно отдохнуть от швейной машины, я коротал досуг за чтением книг и газет. Однако, покончив с нательным бельем и верхней одеждой, Махмуре принялась шить полотенца: полотенце для посуды, полотенце для рук, полотенце для ног... Сам я в доме ничем не отличался от тарелки или стула. Вернувшись вечером с работы, я усаживался на табуретку и не двигался часами. Стоило мне шевельнуться, как сейчас же раздавалось:

- Ах, пролил!... Испачкал!... Испортил!...

Казалось, я превратился в блудливого котенка, который только и делал, что пачкал.

По приказу жены я снимал ботинки возле порога на лестничной площадке. Туда же она мне выносила пижаму, раздевала догола, меняла мне нижнее белье, а затем окунала мои ноги в мыльный содовый раствор... Я испускал вопль. После этого она протирала мне лицо и голову мокрой тряпкой, сдирая при этом кожу, как картофельную кожуру, осматривала ногти, уши и только тогда впускала в комнату. И тут начиналось: «Стой!... Не наступай!... Испачкал!... Не садись!... Ты помял!... Не вставай!... Ты пролил!...»

Я каждый день менял белье, каждый день надевал новую крахмальную сорочку. И все - таки вечером слышал:

- На кого ты похож? Может, ты валяешься на улице? Трубочист! Фу, какой ты засаленный!.

В конце концов я и сам поверил в свою неряшливость. На этой почве у меня началась шизофрения. Даже на работе я с опаской садился на стул, боялся провести рукой по столу. А дома, стоило мне взять стакан, раздавалось:

- На стекле отпечатки твоих пальцев!...

Если же мне все - таки удавалось напиться, Махмуре кричала:

- На стакане отпечатки твоих губ!...

Я лез из кожи, чтобы угодить моей дорогой Махмуре, и все - таки она оставалась недовольной.

Махмуре не спала и четырех часов в сутки. Она все время шила, вязала, прибирала, подметала. Мы ни разу не поговорили с ней как муж и жена. Все наши любовные разговоры начинались и кончались на одном: «Ах, пролил!... Ох, испачкал!...»

Наконец мое терпение лопнуло. Однажды вечером, вопреки своему обыкновению, я напился... Напился вдребезги, до чертиков. Едва держась на ногах, я ввалился в комнату. Махмуре была поражена.

- Эй, сними туфли!... - крикнула она.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.