- Нет, почему же, у нас тоже говорят ФРГ, насколько я знаю, - спокойно ответил я.

- Разве? Ну, впрочем, неважно. Не можете ли вы поделиться со мной тем, что вы думаете о моей стране? Он говорил все это в каком-то очень странном тоне. Чувствовалось, что ему совершенно безразлично, каков будет ответ. Все же я ответил, что было бы гораздо лучше, если бы его правительство не перевооружало свою страну, не требовало бы атомного оружия для бундесвера, не поощряло неофашистов, а видные политические деятели не шумели о реванше, что... Но он не дал мне кончить.

- Кого вы имеете в виду под политическими деятелями, не нашего ли канцлера?

- И его тоже.

- Так вот, наш канцлер - великий человек... - сказал он с угрозой. - Да, да, наш канцлер приведет Германию к величию...

- Кажется, фюрер обещал сделать то же самое. Не напомнить ли вам, чем все это кончилось? Он осекся и продолжал несколько спокойнее:

- Да, мы с вами встречались два раза, и два раза вам удалось спастись. Я захохотал.

- Простите, кому удалось спастись? Я что-то не совсем понимаю. Мой смех его взорвал.

- Так знайте, что мой отец нацист, он воевал против вашей страны. И я разделяю его убеждения. А сейчас, когда нас поддерживает Америка, эта великая ст... В этот момент на его плечо легла чья-то большая рука. Над моим собеседником возвышалась могучая фигура американца.

- Заткнись, ты, скунс! - произнес он сквозь зубы. - Я давно прислушиваюсь к вашему разговору и ценю сдержанность этого парня, - он кивнул в мою сторону. - На его месте я бы давно из твоей противной рожи сделал пирог с яблочным джемом. Впрочем, - он оглядел его плюгавую фигуру, - если тебя стукнуть, то ты сдохнуть можешь. Пошел отсюда, провокатор...

- Вы не имеете права, - попробовал было пискнуть сморчок.

- Я тебе сейчас покажу право. А ну!... Фашист не стал ждать дальнейшего развития событий и поспешно ретировался.

- Я не политик, парень, я мастер на заводе. Конечно, многих вещей не понимаю, но таких вот сукиных сынов, как этот тип, вижу насквозь. В союзники лезет. Я, может быть, говорю нескладно, но все-таки скажу. Конечно, дела между нашими странами идут не так чтобы очень здорово. Хуже, чем нам хотелось бы. Но я думаю, что мы с вами договоримся, ведь делить нам нечего, черт побери! Не верю я, когда мне твердят, что Советы хотят войны. Всегда говорю: они столько строят, теперь новую Программу на двадцать лет при-няли. Я ведь это тоже знаю, - и он с гордостью посмотрел на меня. - За каким дьяволом вам война? Он помолчал. Вагон катился по рельсам, чуть вздрагивая на стыках.

- И мне война не нужна, - вдруг сказал новый собеседник, - и моему соседу Джиму не нужна, и всем ребятам на заводе. И я иногда задумываюсь: в чем же дело? В купе воцарилось молчание. Неизвестно, о чем размышлял попутчик, а я думал о том, что если бы правительство США прислушивалось к голосу вот таких простых американцев, то не было бы в мире ни «холодной войны», ни гонки вооружений, ни перевооружения ФРГ. Ведь западногерманский милитаризм вскормлен на американские доллары. Да, если бы правительство США прислушивалось к голосу про-стых американцев, то не поднимал бы сейчас опять голову фашизм. И не только в ФРГ, но и в США. Ведь разве сегрегация негров, бойня в Литтл-Роке, избиение участников рейсов свободы, репрессии против Коммунистической партии - разве же все это не фашизм?

Цифры «Дарем морнинг геральд»

В курительный салон вагона входит высокий, уже немолодой негр. Он занимает свободное место у окна между мной и чрезвычайно респектабельным седовласым джентльменом. Увидев рядом с собой негра, джентльмен зло бросает недокуренную сигару и демонстративно покидает салон. Еще два-три человека следуют за ним. В дороге знакомства завязываются быстро. И уже через несколько минут негр говорил мне:

- Вот люди, которые громче всего кричат о свободе в нашей стране и в то же время глубоко сожалеют, что меня сейчас нельзя линчевать. Уж кто-кто, а я знаю это прекрасно. Четыре раза меня бросали в тюрьму, нещадно избивали расисты. Угрозы я получаю по почте, выслушиваю по телефону. И все это за то, что из пятидесяти трех лет своей жизни я тридцать шесть боролся за права негров. Да что я вам об этом говорю! Вот один из последних номеров газеты нашего штата, который рекламируется везде как образцовый штат в решении расовых проблем. Он протянул мне свежий номер «Дарем морнинг геральд». На целый разворот здесь был опубликован отчет Консультативного комитета гражданских прав Северной Каролины. И я не могу удержаться от того, чтобы не привести здесь несколько фактов из этого отчета. «... После двухлетнего изучения социальных, экономических и правовых проблем белого и негритянского населения штата комитет пришел к выводу, что дискриминация по расовому признаку является общепринятым явлением в Северной Каролине». «...8 шестидесяти семи избирательных округах Северной Каролины в 1960 году менее пятидесяти процентов негров было зарегистрировано для участия в выборах». «... Из-за нехватки материальных средств многие негритянские школы закрываются. В этом году более тысячи восьмисот негритянских детей только в одном из округов оказались на улице, хотя школы, в которых они учились, должны были обеспечиваться необходимыми фондами. К сожалению, эти фонды были перерасходованы на школы для белых».

- К этим фактам добавлять нечего, - с грустной улыбкой сказал негр. - Единственно, что я еще хотел вам посоветовать: обязательно побывайте в негритянском гетто. Ну, скажем, в Гарлеме. Причем обязательно пройдитесь пешком. И тогда вы четко почувствуете границу между белой частью Нью-Йорка и Гарлемом. Пересекаете одну из стрит - и сразу же на смену чистым улицам приходят грязь, мусор, дети, копошащиеся в помойках. Муниципалитет на Гарлем не обращает никакого внимания. Дома перенаселены, нет никаких элементарных бытовых удобств. Зато сколько в этом районе кабаков! Буквально на каждом шагу пивная. И все пивные, кстати сказать, принадлежат белым. Это огромная политическая сила - кабак в Гарлеме. Как он растлевает души, отравляет мозг, лишает воли к борьбе! Вот почему банки всегда с готовностью оказывают белым владельцам пивных финансовую поддержку... Внезапно моего собеседника перебила барабанная дробь. В конце вагона показался старик негр и маленький черный мальчик. Старик еще энергичнее заколотил в барабан, и мальчонка, неожиданно прогнувшись, взметнулся над полом в высоком сальто, потом сделал мостик, прошелся колесом по всему вагону. Его тело лоснилось от пота, дыхание срывалось. Старик молча пошел по вагону со шляпой. А мальчонка уже бежал в соседний вагон, чтобы снова крутиться в сальто и ходить на руках. И сколько их еще впереди, таких вагонов: пять, десять, двадцать, а может, больше? Может быть, вся жизнь? Я не знаю. Но я никогда не думал увидеть в середине XX века инсценировку «Белого пуделя», сыгранную не на сцене, а в жизни...

Кораблики слов

А колеса стучат, стучат... Экспресс отбрасывает назад тысячи и тысячи километров железнодорожного тракта. За окном - аккуратные коттеджи с гаражами и скромные жилые постройки - домики барачного типа - жилье сельскохозяйственных рабочих.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.