В сентябре 1952 года, вскоре после того как в американском журнале «Лайф» появилась повесть «Старик и море», восторженно встреченная критикой, на Кубе, где жил в то время Эрнест Хемингуэй, Высший совет Национального института по туризму принял решение наградить писателя почетной грамотой и памятной медалью.

В день вручения медали организаторы банкета подготовили писателю сюрприз - дружескую карикатуру на Хемингуэя. Рисунок, однако, Хемингуэю не понравился. В какую - то минуту сложилась настолько напряженная ситуация, что писатель готов был покинуть клуб Наутико Интернасиональ, где намечалось его чествование.

Обстановку разрядил кубинский художник Хуан Давид, который приехал на банкет со специальным поручением от главного редактора ведущего журнала Кубы «Боэмия». Давиду следовало получить у Хемингуэя согласие на перевод повести «Старик и море».

Вот что рассказал мне позднее Хуан Давид:

- Когда мы подошли к стойке бара, куда меня увлек Хемингуэй, - чувствовалось, он с радостью ухватился за возможность поговорить о чем - то другом, что не было связано с карикатурой, - писатель тут же спросил:

- Ты сам как думаешь, Кеведо (Кеведо Мигель Анхель - бывший главный редактор, он же издатель кубинского журнала «Боэмия») хочет заработать на мне или считает вещь достойной?

- Вы знаете, Хемингуэй, тираж «Лайфа» разошелся в течение двух суток. Конечно, для «Боэмии» это хорошая реклама. Но ведь журнал наш продается и в других странах Латинской Америки...

- Да, но и повесть «стоит в ряду лучших произведений Хемингуэя, «Старик и море» обладает теми же качествами - лаконизм, искренняя сила чувства, рубленый, но живой диалог, прямое обращение к фактам, которые в его наиболее выдающихся произведениях вызывали восхищение читателей всего мира». - Хемингуэй на своем ломаном испанском языке совершенно точно воспроизвел две фразы из статьи литературного критика Сальвадора Буэно, которая была опубликована в журнале «Карте - лес». Перед тем как я отправился на встречу с Хемингуэем, главный редактор заставил меня проштудировать эту статью, и поэтому мне нетрудно было вспомнить, что это именно оттуда. А писатель продолжал цитировать: - «Новелла «Старик и море» станет международным трубадуром, она породит во многих людях мира желание посетить нашу страну. Куба обязана достойно отметить Эрнеста Хемингуэя за его любовь к нашим обычаям, нашей жизни, нашим рыбакам, любовь, которая произвела на свет повесть «Старик и море»...

- Я думаю, Хемингуэй, назначайте сумму, и делу конец. Вы же сами знаете, что вещь получилась. И довольно. Только помните, Кеведо сказал, что «мы не сможем заплатить, как «Лайф». (За право публикации повести писатель получил 30 тысяч американских долларов. Было подсчитано, что в повести 27 тысяч слов. Критики считают, что в американской литературе «Старик и море» - наиболее высоко оплаченное произведение - 1 доллар с центами за слово.)

Писатель на мгновение задумался, на лице его появилась лукавая улыбка, и он, намеренно растягивая слова, произнес:

- Хорошо! Мои условия - лучший переводчик, но кубинец и три тысячи песо. На них журнал купит телевизоры для гаванского лепрозория.

Перевод я должен завизировать. Если подходит, позвоните. Я проконсультируюсь с адвокатом, и мы подпишем договор...

Лицо Хемингуэя помрачнело. К стойке подходил Масагер, автор злополучной карикатуры. Я хорошо знал нелюбовь писателя к карикатуристам. Случай, который произошел однажды, хорошо мне запомнился. Мы с друзьями поехали в город и в портовом ресторанчике «Темплете» повстречали Хемингуэя с его женой. В ресторане находился Понсиано - талантливый негр, композитор и хороший художник. Тогда он зарабатывал на жизнь тем, что рисовал в общем - то удачные карикатуры на посетителей ресторана, которые тут же и продавал им за гроши.

Понсиано принялся было за мой портрет. Я подозвал его и сказал, что не стану тратить ни сентаво, а вот, мол, известный американский писатель Хемингуэй - он тебе может хорошо заплатить. Понсиано быстро на небольшом листе ватмана изобразил писателя за столиком и подошел к Хемингуэю со словами:

- От скромного Понсиано великому Хемингуэю.

Тот бросил быстрый взгляд на портрет, молниеносным движением руки выхватил лист и разорвал на части.

- Не умеешь! - И Хемингуэй громко выругался по - испански.

Мне стало обидно за Понсиано и за себя, и я уже хотел было подняться, чтобы заступиться, но меня вовремя остановили.

Понсиано, низко опустив голову, стоял у столика.

- У меня не было счастья вашего сына... учиться, - вдруг сказал он негромко и направился к выходу.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.