Корреспонденция из Кременчуга - Б. Левина «О лакированных комсомолках», напечатанная в № 23 «Смены» за - 1928 г., вызвала многочисленные отклики читателей. Всеми тт. подтверждается распространенность явления, подмеченного Б. Левиным. Изображая наиболее ярких представительниц «лакированных» в комсомоле, авторы заметок обращают на них внимание комсомольских организаций. В помещаемых ниже откликах, подобраны характерные разновидности «лакированных». Чтобы бороться с ними, нужно распознать их!
НАЗЫВАЯ вещи своими именами, мы, однако обойдем молчанием фамилию героини. Не будем ей портить до конца репутацию и настроение... Для удобства читателей назовем ее Ройзман, так как кстати и разница в произношении фамилии небольшая.
Ройзман - комсомолка с 1924 года. 3 года уж прошло с тех пор, как она служит в одном учреждении. Одно время она была даже агитпропом своей сов - ячейки, а сейчас Ройзман - стопроцентный балласт в организации.
Пришла к этому Ройзман через своеобразные этапы. В 1925 году по выходе из детского дома, несмотря на то, что она прошла семилетку, ей пришлось поступить уборщицей. В комсомоле она себя в ту пору зарекомендовала активисткой: не было такого собрания, чтобы она не выступала, аккуратно выполняла данные ей нагрузки, и в ячейке был поставлен вопрос о ее выдвижении. Не век же ей прозябать уборщицей... и Ройзман перевели в канцелярию - Машинисткой.
Разница между уборщицей Ройзман и Ройзман - машинисткой установилась мгновенно. Это «перерождение» началось с костюма. Излюбленной одеждой Ройзман теперь становится - юбочка по колени и откровенно декольтированные кофточки. Сумочка с зеркальцем, коробка пудры и карандаш для губ становятся ее непременной принадлежностью.
- Когда это было возможно, она отдала комсомолу 4 года полных расцвета сил. Сейчас она не в состоянии настолько активно работать, она девушка, и ей пора уж подумать о семейном очаге, - так заявляет сейчас Ройзман товарищам.
Когда Ройзман родилась на свет, ей дали имя «Маня». «Пижонство» развратило ее настолько, что она теперь отзывается лишь на имя «Мери»... В результате «Мери» становится объектом разговоров всех сослуживцев. Ее они называют между собой - «потаскухой», «шансонеткой»; находятся очевидцы, они рассказывают о похождениях «Мери», очень невыгодных для ее репутации.
Людская молва докатилась до бюро комсомольской ячейки. Ройзман вызвали на заседание бюро. Она является лишь после повторного вызова. Опрос ее настолько характерен, что мы считаем нужным вкратце привести его.
Секретарь ячейки: Ройзман!! Тебе известны причины, почему мы тебя вызвали на бюро. Мы не будем останавливаться на данных, которые имеются в нашем распоряжении. Нам интересно знать, как ты, комсомолка, смотришь, и чем объяснить твой образ жизни и поведение в последнее время. Мы, бюро, должны сказать, что дальше смотреть так, как смотрели, не можем. Нам придется в случае подтверждения принять решительные меры, вплоть до исключения тебя из комсомола.
Ройзман: Я считаю, что грош цена всему этому шуму. В чем дело? Кто запретит мне одевать шифоновое платье, чистенькую кофточку, хотя бы с декольте, припудриться, а если нужно и подкраситься. Ведь я же девушка, мне всего лишь 19 лет, я же человек, как и все. Я хочу жить. В самом деле, за что мы боремся? Хотя бы в комсомоле: чтобы носить сапоги, ходить в драной и полотняной юбке? Это в то время, когда мы говорим о культуре? Я с этим не согласна. А поведение? Замкнуться в своей личной жизни, чтобы злые языки ничего не говорили. Я так не могу. Мне нужно общество, круг. Я ищу его, если над о, и вне комсомола. Тот факт, что я комсомолка, не значит, что меня должны пачкать... Я не чувствую за собой никакой вины.
Член бюро: Мери! Ты горячишься и напрасно. К. неправильно поставил вопрос. Мы не пришли судить тебя, а поговорить, выяснить истину, если надо будет посоветоваться. Ты должна рассказать нам все спокойно, не волнуясь...
Ройзман пустила слезу. Плач ее тронул бюро. Решено было дело прекратить..
Все пошло по - старому.
Ройзман стала неузнаваемой. Попытки воздействовать на нее по - товарищески не привели ни к чему. Когда один из членов ячейки в дружеской беседе, учитывая ее тягу к семейной жизни, порекомендовал ей комсомольца, который якобы ухаживает за ней, Мери, вращая всем своим корпусом тела, играя глазками, сурово заявила:
- Не твое, парень, дело советовать мне. Не будь благодетелем. Нам женщинам, связаться с комсомольцами нет никакого смысла. Всегда в бегах, ничего не имеет, изменяет при первой возможности. Другое дело «зацепить» какого - нибудь «старичка» с хозяйством, чтобы можно было его держать в руках. Это я понимаю.
Разговор дошел до ячейки. Бюро постановило: «Объявить Ройзман за нетактичное поведение выговор с занесением в личное дело...».
И только.
Ройзман продолжает разъезжать с пьяными молодыми людьми и «старичками», никто ее личной жизнью больше не интересуется.
Вывод может быть только один: ячейка должна пересмотреть вопрос о Ройзман. Таким, как она, не место в организации.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.