Во время войны его забрали сердобольные люди из лагеря для детей, что немцы устроили под Винницей, иначе б не выжил. Потом приемная мать умерла, и Димку отдали в детский дом. Тогда и началась беспечная вокзальная жизнь. Тощий, отчаянный мальчонка прямо-таки улетучивался из детских домов, куда его водворяли. Прекратилось это только в колхозе «Гигант», где Димка твердо решил закончить семилетку. Летом он работал в поле, а зимой учился.

— Ну и малец, — говорил о нем председатель, — земля под ним горит, чи шо? Не давал бы тому бузотеру аттестат. Да нехай, способный хлопец!

Аттестат в кармане — и только и видели Димку. Снова мелькание стрелок, запыленные подножки, знакомый свист ветра в тамбурах. Любил Димка простор, но болтаться все-таки надоело. Приехал в Днепропетровск, долго стоял в парке на берегу Днепра, отщипнул веточку давно отцветшей сирени. А потом прыжок с трамвая на всем ходу (ой, парнишка упал!) перед первым ремесленным училищем. Оттуда он вышел с пятым разрядом газосварщика, хорошими отметками за девятый класс вечерней школы и пророческим обещанием мастера, что не сносить ему лихой головы. Возможно, предсказание мастера и сбылось бы, но тут подоспела армия. И, к своему величайшему изумлению, Димка оказался отличным солдатом. Железная дисциплина, вынужденная пунктуальность, усидчивая учеба — словом, все, что было так им презираемо, от чего его мутило всю жизнь, вдруг стало приятным и даже необходимым. Диму выбрали комсомольским секретарем батальона, а потом направили учиться дальше. И, быть может, щеголял бы сейчас Колесниченко в офицерских погонах, если бы не позвала его Колыма, да так отчетливо и властно, что он мгновенно собрался и поехал. А ведь и знал то о ней всего две странички из чужого письма.

На Колыму приезжают разные люди. Одни — за длинным рублем, их довольно много. Другие — летуны, что нигде не задерживаются подолгу, кружат по всей стране, и порой торопливые журналисты впопыхах зачисляют их в романтики и даже в герои. Но это не герои и не романтики, это слабовольные празднолюбцы, которые всю жизнь ищут, где бы поменьше работать и побольше зарабатывать. И есть третья категория колымчан — твердый, честный народ. Среди них и горячие романтики, и те, кто просто честно выполняет свой долг, и заболевшие Севером, что не в силах уже с ним расстаться. Руками этих людей поднята Колыма. Они приезжают сюда не гостями — хозяевами.

Дима тоже приехал хозяином. Он старший рабочий на том же комсомольском приборе, что и Юра, «дважды папа». Но если нужно очень быстро смонтировать какой-нибудь ответственный узел или что-то сварить, Рогожин посылает Диму.

Обязанность старшего рабочего — следить за тем, чтобы промывочный прибор добросовестно и быстро отдавал людям золото. Бульдозер на ноже подтаскивает жидкую грязь, камни и мелкую гальку. Подвижная челюсть бункера подхватывает эту смесь и выплевывает ее порциями на ленту транспортера. Лента убегает вверх, туда, где грохочет железная дырчатая бочка — скруббер. Из скруббера валуны и галька идут в отвал, а пульпа, запрятавшая золото, — в шлюзы, по-старому, колоды, — длинные желоба, устланные резиновыми ковриками-трафаретами и бесчисленными, словно на морском трапе, ступеньками. На этих ковриках и ступеньках вместе с тяжелыми спутниками-шлихами оседает золото. Драгоценный концентрат сливают через люк в железный контейнер, и трактор уволакивает его к обогатительной установке. На приборе работают трое: бункеровщик, верхний рабочий, что у скруббера, и старший. Работа, в общем, механическая. Правда, частенько приходится чинить то то, то другое. Но все равно полностью загрузить голову невозможно. И Дима, подумав, стал студентом Московского заочного юридического института. Сейчас он уже на втором курсе.

Мне нравится Димино отношение к жизни.

— Ну вот ответь мне, журналист, — требует он, — правильно или нет давать рабочим план не по кубажу промытых песков, а по золоту? Иной раз попадется участочек — объемов сколько хочешь, а золота — пшик! А то наоборот: три раза бульдозер съездит — и дневная норма. Бывает, геологи ошиблись, завысили содержание золота в песках, а ребята от этого страдают: не выполняют план. Скажи, почему не считать по кубажу?

Или вот:

— Клуб наш, что строится, видела? Красивый? Так вот, считай, что нет клуба. Запретили. Говорят, излишество, постановление есть. Но постановления-то надо с умом применять. А тут что получается? Жилье у нас есть, средства на клуб — тоже. А вот не имеем права. Выходит, что кино не имеем права смотреть, танцевать, в шахматы играть. Ребята потычутся туда-сюда да и начинают забутыливать...

Однажды утром серая сетка дождя упала на поселок. Сопки закутались в туман. Лакированная галька полигонов, мокрые лица, лоснящиеся ленты транспортеров. Дождь! Пей, Хатыннах, запускай дробный перестук своих приборов! Это первый приличный дождь за все лето. Дорогу безнадежно развозит, и кто его знает, выберешься ли обратно в Сусуман. В полдень поднимаются от земли клокастые туманы, и с сопки Хатыннах — как волшебная страна, плывущая в небе острыми вершинами. Пей, Хатыннах! Мне не хочется уезжать. К вечеру разразилась гроза, явление необыкновенное для здешних мест. Поселок веселился, поглядывая на растрескавшееся небо. Веселился, пока не перегорел свет. Тогда Юра Маловицкий, старший энергетик участка, отложил учебник английского языка и ушел на полигон, где размещается его электрическое хозяйство.

Юра увлечен кибернетикой и электрофизиологией. Первая книжка, которую я увидела на его столе, была «Конструкция мозга» Эшби. Английский кибернетик вряд ли предполагает, что его читают на Большом Хатыннахе.

— Нет, я в кибернетике еще слабак, — сокрушается Юра. — Вот Валька Молочков из Владика — это да!

И тут, будьте уверены. Юра при всей своей немногословности произнесет панегирическую речь о Владивостоке: о Золотом Роге, о мысе Басаргина, об общежитии их института и о том, как сверкает на рейде в праздничный вечер флот. Юра готовится в аспирантуру и одновременно готовит тех, кто собирается в техникум или вечернюю школу. Таежный поселок — отличное место для самоусовершенствования.

Вечером, невзирая на дождь, мужчины стали собираться группками, жестикулировать, совещаться, будто готовили заговор. Появились на свет двустволки, мелкокалиберки, карабины. Залоснившиеся приклады вскидывались к плечу. Пересчитывались патроны в патронташах, изымались из чуланов болотные сапоги. Приближалось великое таинство: языческий праздник мужчин — первая ночь охотничьего сезона. А рыбаки уже вылезли из горных потоков, попрятали до следующего года лески и искусственных мушек.

Так застает Хатыннах ночь. Одних — в заботах о давно подмеченном утином выводке. Других — за книжкой английского кибернетика, третьих... третьих — за партией в домино.

А дождь все льет и льет. Дорога раскисает. Но мне не хочется уезжать...

Магаданская область.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.