Первый слой памяти

- Я как пионер, - ответил я. - Всегда готов. Ты была когда-нибудь пионеркой?

- Гиви, - сказала Нателла с укором. Ей хотелось, чтобы я был такой же серьезный и талантливый, как Лорд, чтобы я был альтруистом, отзывчивое самого Швейцера. Она с женской недальновидностью не понимала, что, выполнив все ее условия, я потерял бы для нее привлекательность.

- Ты была самой умненькой и передовой пионеркой в классе, - сказал я убежденно.

- Я тебя подготовлю, - сказала Нателла.

- Не надо. Меня будет готовить Давид. Не лишай его этого удовольствия. Если же ты этим займешься, то я не смогу настроиться на прием. Я буду думать только о тебе. Кстати, ты не хотела бы стать моим информантов? Я тебе достану парик.

- Ни в коем случае, - сказала Нателла. - И не из-за волос.

- Ты боишься, что я узнаю о твоем настоящем отношении ко мне.

- Да, боюсь.

Когда я, стерилизованный, как тампон, воняя йодом, появился в операционной, там уже все было готово. Я подошел к столу, на котором лежал Бесо Гурамишвили. Наш анестезиолог проводил военный совет с седовласым и заслуженным коллегой из института хирургии. Я им не завидовал. Даже мне было ясно, что они поддерживают в Бесо жизнь из последних сил. Бесо мне понравился. Его обрили, и он стал похож на меня. Или на Маяковского.

- Ты готов, Гиви? - спросил Лорд отеческим голосом, как будто собрался пригласить меня в зоопарк или кафе-мороженое.

Я лежал на столе и, если повернуть голову, мог увидеть острый темный профиль Бесо. Анестезиологи пришли к какому-то решению, и молоденькая кардиологичка из нашего института была допущена в их высокое совещание. Я попытался представить себе, каково там в пещере; там очень темно и, наверно, страшно. Я никогда не был в пещерах, наверно, я ощущаю духовную близость к троглодитам и боюсь пещерных медведей и тигров. Давид смотрел на меня ласково, как мальчик из хорошей семьи на мальчишку с соседнего двора, с которым ему не велено играть, но играть очень хочется.

- Надеюсь, Бесо никогда не крал запонок у дедушки Ираклия, - сказал я Давиду, и это были мои последние слова, потому что они дали мне наркоз, чего я также не выношу.

Наверно, во сне я думал о том, что анестезиологи меня надолго отключать не будут, потому что я пришел в себя именно с этой мыслью в голове. Но кто я такой и почему меня не надо надолго отключать, я догадался не сразу.

Было темно. За стеклянной матовой дверью горел свет и по стеклу, как в театре теней, проплывали человеческие силуэты. Страна ждала моего пробуждения.

Как всегда, болела голова. Я был разочарован в себе и виноват перед Лордом, который на меня так рассчитывал. Я поднял руку, чтобы посмотреть на часы, но, конечно, никаких часов на мне не было. За дверью шелестели голоса. Слух у меня был обостренный, и я различил чей-то низкий голос, наверно, Лорда:

- По нашим данным, обычно проходит несколько часов, прежде чем начинается приживание информации.

Дверь открылась, и на цыпочках вошла Нателла. Я закрыл глаза, мне не хотелось с ними разговаривать. Нателла что-то делала на столике у койки, звякнул стакан. Она вышла. Сказала там, в коридоре:

- Спит еще.

- Я сделала кофе, - услышал я голос Русико.

Я был благодарен Русико, которая догадалась, как их всех отвлечь от двери. Они, видно, тоже обрадовались возможности отвлечься, и мелькание теней на стекле прекратилось.