Итак, третий угол зрения, третья грань, третье измерение. Может быть, самый распахнутый угол, самая отполированная грань, самое пристрастное измерение? Ибо, как сказал в своих знаменитых «Опытах» французский философ Мишель Монтень, «мы любим наших детей по той простой причине, что они рождены нами, и называем их нашим вторым «я». Не будет ли родительское «я» любоваться собой, повторенным в любимом чаде? Ответы родителей учеников 10-го класса «Б» 524-й школы эти опасения сняли. Любования не было. Зато было доброе и теплое отношение старших к младшим, а этот настрой нашему разговору не помеха.
Прежде чем погрузиться в конверты с ответами, я хочу, несколько изменив последовательность событий, пригласить читателя в актовый зал школы, где только что в торжественной обстановке нашим десятиклассникам вручили аттестаты.
Звучат слова благодарности школе и учителям от имени выпускников и их родителей. Можно не сомневаться в искренности этих слов: торжественная эта минута стала моментом торжества мудрой и чуткой педагогики. Но вот зал затих. Все слушают женщину, которая говорит, едва сдерживая слезы:
- Трудно переживать дважды одно и то же событие, даже если оно повторилось через 32 года. Мой школьный выпускной вечер был 21 июня 1941 года и закончился на рассвете следующего дня, когда началась война. Через несколько дней наши мальчики ушли на фронт. Треть класса. Многие из них на всю жизнь остались в памяти семнадцатилетними. После войны мы, выжившие, встречаемся в нашей школе каждый год и словно отчитываемся перед ними, погибшими, за свою и их непрожитую жизнь. В этом году мой отчет - аттестат зрелости сына...
Да, родители наших десятиклассников - это поколение людей, переживших войну в детском или юношеском возрасте. Она наложила неумолимый отпечаток на их судьбы. И это мы сейчас увидим.
В наше время постулат о яблоке, падающем недалеко от яблони, все чаще подвергается если не сомнению, то, во всяком случае, проверке. Возникают различные альтернативы и далее прямо ему противоположные, например: «Сын за отца не отвечает». Однако нас сегодня интересует не степень взаимной ответственности между отцами и детьми, а мера взаимозависимости (не в утилитарном, практическом смысле, а в широком моральном толковании слова).
Кто же они, родители «наших» десятиклассников? Уже было сказано, в основном рабочие (28 человек из 58, о ком есть данные). Профессии самые разнообразные: отцы - трубопрокатчик, механик, резчик по камню, автослесарь, шофер, электрик, монтажник, строитель, плавильщик; матери - красильщица, прессовщица, моториста, ткачиха, сборщица. Работников сферы обслуживания - 11, инженеров (по должности) - 10. Есть семьи военнослужащих, технической интеллигенции, врачей. Есть смешанные семьи (например, отец - рабочий, мать - учительница).
Пять человек занимают руководящие (на различных уровнях) посты - от прораба на стройке до заместителя управляющего трестом. Но даже эти пятеро не дают основания утверждать, что мои сегодняшние собеседники достигли предела жизненных желаний, осуществили все, «о чем мечталось». Хочу быть понятым правильно: не об удовлетворении честолюбивых помыслов идет речь, но лишь о более полном использовании жизненного потенциала. Что же, они жалуются на судьбу? Отнюдь. Они осознают свое место в жизни и гордятся им: «Мы воспитывались в 30-е годы, в годы первых пятилеток!», «Сколько забот и труда вложено в наше общее государственное дело!» Думается, каждый из них мог бы сказать о себе словами поэта: «Я делаю себе карьеру тем, что не делаю ее». Ведь речь здесь идет не о постах, не о высоком положении человека на административной лестнице, а о высоком положении человеческого духа.
И все же обыденная жизнь, темпы и требования времени возвращают их к мыслям рационалистичным, без восклицательных знаков. На прямой вопрос: «Хотели бы вы, чтобы ваш сын или дочь повторили ваш жизненный путь?» - я не получил ни одного утвердительного ответа. Здесь-то и приходится напоминать о том, что по их биографиям прошел сапог войны. Впрочем, они сами напоминают об этом: «Мы не желаем сыну видеть войну», «Моя жизнь была нелегкой: война, голод, смерти...», «Когда нам было столько лет, сколько нашей дочери сейчас, мы работали на трудовом фронте, защищая Родину». Эта драматическая нота звучит во всех ответах. В ней и гордость за то, что выстояли сами и поставили на ноги детей, и тоска по утраченному, неосуществленному, и желание увидеть себя в детях такими, какими они, родители, могли стать, не будь войны. «Нам не удалось получить высшего образования. Хотелось бы, чтобы дети восполнили этот пробел».
Образовательный уровень родителей разный: высшее образование имеют 10 человек (из 58), среднетехническое, среднее и неполное среднее - 26, 7 классов и меньше - 22. Именно в степени образованности своих наследников видят родители залог их будущих успехов. И это не погоня за модой, а современное понимание задач времени, когда рабочий должен обладать широкими знаниями, когда понятие интеллигентности теряет оттенки кастовости, становится общераспространенным в научной лаборатории, на заводе, на животноводческой ферме.
Как ни тяжелы были последствия войны, но и они ушли в прошлое, уступив место проблемам наступающего дня. Восстанавливались не только дома, место жизни, но и сама жизнь. 20 миллионов советских граждан погибло в результате войны. Но уже через несколько лет мы восстановили человеческие ресурсы страны, и сегодня нас - 250 миллионов. Отразился ли этот процесс на нашем классе? Безусловно. Я уже говорил, что его «демографические» данные подтверждают стереотип советской городской семьи: отец, мать, двое детей. Конечно, в жизни встречаются различные отклонения от этой нормы: троих ребят воспитывают только матери, у шестерых десятиклассников нет братьев и сестер, в трех семьях, напротив, - по три ребенка. И все же в стереотипе выделим тот факт, что детей - двое. Значит, уже сама семья закладывает в ребенке коллективистские начала, - он растет не один; поощряя в нем индивидуальность, родители в то же время ставят первый барьер индивидуализму. «Я» не растворяется в «мы», однако «мы» постоянно демонстрируют «я» свой авторитет, коллективный опыт, силу. Основной мотив в рождении второго ребенка почти все родители сформулировали одинаково: «Чтобы дети не росли эгоистами». А одна мама темпераментно призналась: «Очень любим детей. Если бы была возможность, имели бы их круглое количество, то есть десять».
И все же: повторили ли дети родителей? Похожи они или, как полюса магнита, разнозаряжены? Один из вариантов ответа можно найти, анализируя духовные запросы тех или других. Родителей я тоже спрашивал о любимых писателях, книгах, виде искусства. Время внесло наибольшие поправки в духовные запросы, увеличило дистанции во вкусах. Пушкин и Лев Толстой, Стендаль и Драйзер, Шолохов и Алексей Толстой, Есенин и Симонов - вот литературные кумиры родителей. И здесь тоже все понятно: к примеру, Пушкин - свидетельство жизненной зрелости, Симонов - дань привязанностям военного времени.
В общем-то имена (по сравнению со «школьным» списком) повторяются, правда, в перетасованном виде. Но есть здесь особо «упрямый» факт: лишь в одном случае из 32 литературные симпатии родителей и детей совпали.
Так что читают во многом одно и то же, но читают по-разному. И музыку слушают по-разному: младшие - в основном эстрадную, старшие - классическую и народную. Однако не редкость семейные походы в кино, театры, музеи. А после них жаркие споры об увиденном дома за чашкой чая.
Отцы и дети - сходство и различия. Я привел лишь один вариант ответа. Но есть и другие, не менее любопытные. Спрашивая о взаимоотношениях с детьми, я боялся двух крайностей: либо чрезмерного заваливания, либо непонимания и, как следствие этого, осуждения. («Мой-то - ох, какой фрукт, никакого слада с ним нет...»)
Ни того, ни другого не произошло: «фрукты» оказались по вкусу родителям. Разговор о самих ребятах они вели доброжелательно, но в меру критично. И даже самокритично. Вот два признания: «Обладает более сильным характером» (о сыне), «У дочери более твердый характер. И это мне нравится». Мнение свысока, с позиции силы, из-за которого обычно и происходят семейные конфликты, не могло бы продиктовать таких ответов. Нет, разговор идет «на равных». Говорят друзья: старшие - о младших.
«У нас в семье не существует правила, что наша дочь должна во всем слушать родителей. Иногда, честно говоря, и нам приходится прислушиваться к ее мнению, и нередко оно оказывается правильнее». «Ссоры с сыном были, но я не всегда была в них права». Однако, стоп: «Ссоры бывали, и все из-за нерасторопности дочери». Или еще: «Ссоры были только из-за курения. И я считаю, что была права». И еще: «Дочери 17 лет. За ней ухаживают мальчики из 10-го «А», отличные парни. Но она их «отвергла», отдав предпочтение ребятам из своего класса. По этому поводу у нас было несколько крупных разговоров». Я специально спрашивал о конфликтных ситуациях. В изломе обнаженное, четче видны связи и зависимости. Признаться, я ждал более серьезных открытий и откровений. Нерасторопность, преждевременная тяга к курению, интимные перипетии - родительская тревога в каждом конкретном случае оправданна и понятна. Но дай бог родителям не знать больших огорчений. Ведь сноровка, хватка - дело наживное. Курить в наше время ребята и впрямь начинают рановато. А не сами ли мы, взрослые, подаем им в этом заразительный пример? Что касается «странностей любви», то, откровенно говоря, я порадовался и за «непокорную» дочь и за ребят из 10-го «Б», может быть, потому, что уже успел привязаться к ним.
Но вот еще один «каверзный» вопрос: «Какое самое большое огорчение принес вам ребенок?» А ответа на него не последовало: никто из родителей не смог вспомнить чего-либо существенного, кроме огорчений по поводу случайных двоек и раннего курения. Может быть, не захотел вспомнить, не захотел бросать камень в любимое «дитя», представив, как этот камень превращается в бумеранг (ведь за серьезный проступок сына, дочери спрашивается в первую очередь с родителя)? Теперь, поближе узнав ребят, могу подтвердить, что это не так, - чрезвычайных происшествий действительно не было. Не будем упиваться идиллической картиной: случались потасовки, драки между собой, споры и ссоры с родителями и учителями. Может ли море существовать в вечном штиле? Тем не менее всесокрушающих штормов в «акватории» 10-го «Б» не наблюдалось.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.