Я шел по лестнице. Передо мной покачивалась широкая, мягкая спина Давида, и я никак не мог придумать, как с помощью нашей установки можно откопать спелеологов. Сразу восемнадцать человек, нет, семнадцать, один из них как-то выкарабкался...

- Понял, - сказал я. - Значит, Бесо знает, как к ним пробраться, не разбирая завала.

- Ты почти гений, - сказал Давид серьезно. - Эта мысль пришла Пачули, когда он вез Бесо в Тбилиси.

Мы остановились в дверях кабинета Лорда. Давид спросил:

- Будем готовить установку?

- Я уже распорядился, - сказал Лорд. - Кто будет принимать?

- Я, - сказал Давид.

Лорд посмотрел на него в глубоком сомнении. Я понимал Лорда. Давид - мальчик из хорошей семьи, которого много и вкусно кормили в детстве и не заставляли заниматься спортом. Давид получился мягкий, теплый, округлый, но, на удивление родственников, работящий. Он близорук, его возили ко всем окулистам Союза, чуть ли не во Владивосток. Другой на месте Давида возненавидел бы медицину, а он, наоборот, полюбил ее. За муки, что ли?..

- Если получится, - сказал Лорд, - то придется туда идти...

И он обратил свой взор ко мне, из-за чего я непроизвольно расправил плечи. Я рос в деревне, много дрался, меня не возили по врачам и не учили музыке.

- А ты, Гиви, как думаешь? - спросил Лорд.

- Я думаю, что можно приступать, - сказал я.

Давид замурлыкал что-то о своем опыте и готовности. Лорд уже шел к лаборатории.

- Давид, - постарался я его утешить. - Каждому свое.

Я люблю нашу установку, наверно, потому, что за эту любовь мне платят зарплату и иногда дают премии. И еще потому, что понимаю в ней куда меньше Лорда и даже меньше Давида. Хотя никто не понимает ее целиком. Она настоящая женщина: непредсказуема и капризна. Она может одарить тебя потрясающими данными, а затем обидеться на что-то и отказаться с тобой сотрудничать. Она занимает половину второго этажа и подвал, куда уходят инженеры, относящиеся к нам, медикам, как к людям второго сорта, годным лишь на то, чтобы губить их изобретения. Инженеры сделали установку, мы разработали методику ее применения, и все друг другом взаимно не удовлетворены. Хотя в этом есть определенная доля кокетства. Искренен в этой компании лишь я. Потому что меня все равно никто не возит на конгрессы в Париж и у меня нет очков в красивой оправе, как у Лорда. Я лучше их всех умею работать руками, и, когда мы возимся с собаками, эти твари предпочитают, чтобы их резал я, потому что им не так больно. Я знаю это наверняка: несмотря на строжайший запрет Лорда, я принимал информацию от кобеля по кличке Руслан - это было переживание, удивительное по бедности чувств, - наверно, я не смог разобраться в эмоциях пса. Но одно я знаю наверняка: ко мне Руслан испытывал симпатию, а к Давиду - никакой. Он хотел Давида укусить.

Я заглянул в операционную через стеклянную дверь. Русико готовила инструменты. В желтом халате она выглядит эффектно. Когда она подняла голову и улыбнулась мне, я изобразил на лице восхищение, но боюсь, что она меня не поняла, потому что рассчитывает выйти замуж за Давида, а он опасается, что мама будет возражать.

Я пошел бриться. Я уже смирился с тем, что раз в неделю мне приходится брить голову, и утешаю себя, что я похож на Маяковского в трудный период его жизни. Мои знакомые полагают, что это - мое чудачество, способ побороть интеллектуальную неполноценность. Нателла уговаривала меня купить парик. Она даже нашла какого-то Саркиса, который привез парик из Венеции и мог с ним расстаться из любви к ней, к Нателле. Я не принял жертвы влюбленного Саркиса, только пожалел венецианцев, которые, ходят в париках.

Я брился и вспоминал, как мы в первый раз, два с лишним года назад, включили установку. Руслан и рыжая собачка из цирка лежали, привязанные к столам в этой самой операционной. Я ввел иглу в мозг Руслана, Нателла фиксировала датчики. Лорд волновался и потому был с нами резок и рычал на Русико. Давид с инженерами суетились у пульта, и, хотя минут через десять главный инженер сказал: «Пошла запись», - мы ни в чем не были уверены. Когда собаки проснулись, мы следили за ними, как подозрительные ревнивцы за женами, а собаки лакали молоко, ели мясо, и Руслан смотрел на дрессировщика пустыми глазами. А мы ведь специально выбрали цирковую собаку, потому что она многое в жизни испытала и умела. Дрессировщик ворчал, что теряет понапрасну время, хотя мы платили ему по высшей ставке. Он не верил, что можно передать память, записать и передать, что Руслан должен знать теперь то, что знает его рыжая собачка. Мы и сами сомневались. И это было самое паршивое, потому что на это дело было ухлопано несколько лет и масса денег и все эти годы самые серьезные и образованные люди считали Лорда шарлатаном. А к вечеру того же дня, когда усталый и скептически настроенный дрессировщик вновь приступил к Руслану со своими приставаниями, наш драгоценный пес изобразил на морде профессиональное отвращение, прошелся на задних лапах, сделал сальто и неловко прыгнул сквозь затянутое папиросной бумагой кольцо. Рыжая собачка смотрела на него во все глаза и подсказывала на собачьем языке, что делать дальше. Руслану было противно заниматься делами, недостойными честного крупногабаритного пса, но он занимался, потому что в его памяти уже лежали рефлексы, полученные от рыжей собачки. Через два дня он обо всем забыл и вернулся к обычной, непритязательной жизни. Дрессировщик так и не поверил, что собаку можно в пять минут научить всему, что его подопечные впитывали в себя месяцами, забрал свое рыжее сокровище с бритой головой, рассчитался в бухгалтерии и остался нами недоволен.

Все это не значит, что мы с тех пор катились к славе по рельсам. Мы плелись к ней, проваливаясь в ямы, блуждая по горным тропинкам, и регулярно возвращались к началу пути, охваченные удручающей мыслью о том, что никогда из этого лабиринта не выберемся! Мы работали с самыми умными собаками Грузии, а они почему-то передавали своим преемникам лишь обрывки глупых воспоминаний или манеру кусаться исподтишка. Мы лелеяли макак и мартышек, которые никак не могли получить от информантов элементарные навыки кидать кожурой банана в нелюбимого смотрителя. Мы, наконец, жертвовали собой, и я два дня подряд мучился застарелым раскаянием Давида, который, оказывается, в семилетнем возрасте украл запонку у дедушки Ираклия и в ужасе от содеянного запустил ее в Куру.

- Гиви, ты готов? - спросила Нателла. - Больного уже привезли.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• …
• 14
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.