«Первый блин всегда комом!» - говорит пословица. Комом вышел и мой первый «литературный блин», мое первое «художественное произведение», пьеса в двух действиях «Фиаско Соломкина», которую я написал пятьдесят лет назад, когда мне шел одиннадцатый год, и я только что окончил деревенскую начальную церковноприходскую школу. Сейчас я с улыбкой вспоминаю эту историю, а тогда мне было не до смеху: я тяжело переживал свою неудачу.
А дело было так.
Школу я окончил на «отлично»; как говорят теперь, был в своем классе первый ученик. Учительница советовала моему отцу отдать меня учиться дальше, в земскую школу, где программа была приблизительно равной программе теперешних шести классов, и окончившие ее могли быть сельскими учителями или писарями в волости. Но одно дело - советовать, а другое - выполнить совет. Земская школа находилась от нашей деревни верстах в двадцати, в селе Бутчине. Значит, надо было платить за квартиру рубль в месяц, кормить меня, а самое главное - приодеть, купить мне сапожонки, штаны, ситцевую рубашку, пиджачишко. Ведь в той школе не будешь ходить в лаптях, посконных портках и рубахе, в рваном зипуне и шубенке. Там учатся сынки лавочников да богатых мужиков, а они одеты по - господски, там в лаптях - то и не пустят в класс. Взял мой отец счеты - он был немножко грамотный, - похлопал - похлопал костяшками и насчитал, что мое обучение станет ему рублей двадцать в год.
Где же ему взять такую сумму деньжищ? Правда, летом он получал у подрядчика рублей двадцать в месяц на готовых харчах (он был каменщик первой руки), но зато зимою в лесосеке зарабатывал в день всего копеек сорок - пятьдесят. А у него, кроме меня, еще шесть человек детворы. Вздохнул отец, положил счеты и сказал:
- Нет, сынок, ничего не выходит. Будь ты вторым или третьим, я бы со старшим ходил в лесосеку, тогда мне легче было бы содержать тебя в школе этой, а сейчас не могу. Плети - ка ты пока лапти, а когда подрастешь, мы с тобою в лесосеку пойдем. Ты у меня первый помощник, кроме тебя, мне не на кого опереться сейчас.
Я начал плести лапти. То есть начал - то я их плести раньше, с семи лет, но тогда я плел только в свободное время и для одного себя.
Теперь же я стал лаптеплетом для всех наших - отца, матери, братишек и сестер. Отцу и себе я плел из лык, подошвы поводил еще пенькою, матери - вязовые, покрасивее, а братьям и сестрам - только из одного лыка. Ох, и надоедливая же это работа была, плетение лаптей! Особенно меня мучили братишки. Они катались на лаптях с горы. Ну где ж на них наготовишься лаптей! А поводить пенькою подошвы и для них мне, по моим тогдашним силенкам, было просто невмоготу: пенькой подшивать очень трудно, на ладонях вскакивали кровавые мозоли. Хорошо, хоть отцу да себе такие сплетешь!
Но я не только лапти плел, а еще и книги читал, когда бывала свободная минутка. Книги я любил страстно, читал их запоем, как говорится. Я прочел все, что было в нашей школьной библиотечке, ходил просить книги у лавочников и лесничего. Бывало, идешь и дрожишь: ведь лавочники и лесничий считались большими господами, вдруг еще накричат и прогонят! И все же ходил: так хотелось читать.
Я читал все, что попадалось под руку. Особенно мне нравились книги, где было много разговорной речи, пьесы. Нравились мне и биографии великих людей и писателей. Видимо, чтение биографий Горького, Сурикова, Подъячева, Дрожжина, Кольцова и было причиной того, что я еще в то время задумал сам стать писателем. Раз они, выходцы из простых и бедных семей, стали писателями, то почему же и мне не добиться этого? И я твердо решил, что буду писателем, как только вырасту большим. Как это случится, я не знал, но почему - то был уверен, что это сбудется. Свое первое «произведение» я написал в ту зиму, когда уже не ходил в школу, а плел лапти. Случай был тому причиной.
В то время лучшим моим другом был Вася Мишин, по прозвищу «Легкий», мой одногодок и сосед. Я его описал потом в повести «Мой товарищ». Это был чудесный паренек, скорый на всякие выдумки и проказы. В школу пошел он не вместе со мною, а годом позже, следовательно, и заканчивал учение, когда я уже лапти плел. И заканчивал он школу не при нашей учительнице, Варваре Павловне Щаповой, а при новом учителе, Афанасии Васильевиче Первозванском.
Афанасий Васильевич был пожилой человек, тучный и высокий, с седой бородою и шевелюрой, с огромными, выпуклыми, как у теленка, глазами, за что ребята прозвали его «Телячьей головой». Отец Афанасия Васильевича когда - то был дьяконом в селе Бацкине. Сам Афанасий Васильевич тоже учился в духовной семинарии, но его выгнали оттуда за неспособность, и он пошел в учителя. И учитель из него получился ужасный!
Хороших учителей в те времена можно было по пальцам перечесть. Почти все учителя жестоко обращались со школьниками, провинившихся и неуспевающих ставили на колени, а некоторые даже подсыпали под ноги гречиху, били линейками, секли розгами, оставляли без обеда. Но Афанасий Васильевич был особенно жесток. Больше всего ученики боялись его приглашения «попить чайку». Это «чаепитие» состояло в том, что Телячья голова схватывал провинившегося за шиворот, тащил к себе на квартиру, находившуюся тут же, при школе, и, приговаривая: «А ну-ка, пойдем, попьем чайку!» - драл ученика прутом до тех пор, пока тот и кричать переставал.
И вот этот-то человек и был повинен в том, что я тогда написал пьесу...
Моего друга Васю Легкого Телячья голова почему-то полюбил, да так, что иногда приглашал к себе ночевать и даже угощал настоящим чаем, с баранками и конфетами.
Один раз Вася говорит мне:
- А знаешь что, пойдем-ка со мною ночевать к Телячьей голове! А то мне надоело одному слушать, как он ржет, словно жеребец.
- Как ржет? Почему ржет?
- Да понимаешь ты, читает какую-то пьесу вслух, а сам заливается, хохочет, ажио стекла дрожат.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.