В конце лета 1910 года после основательных «провалов» в Одессе и Екатеринославе, после бесчисленных попыток продолжать подпольную партийную работу на родине мне всё же пришлось уехать из России. Перехитрив полицию, я получила заграничный паспорт и в сентябре очутилась в Париже.

Не успела я насладиться радостным чувством освобождения от полицейских тисков и «всевидящего ока» царской охранки, как меня уже коснулось чувство растерянности. Вспомнились слышанные ещё в России рассказы о невзгодах эмигрантской жизни. Тревожил вопрос: кому я тут нужна, что я буду делать, удастся ли найти заработок?

Париж был в те годы, после поражения первой русской революции, одним из крупнейших центров политической эмиграции. Сюда съезжались многие революционеры, бежавшие от суда, из тюрьмы, с царской каторги и ссылки. Большинству эмигрантов жилось очень трудно. Двое наших товарищей (имена их сейчас широко известны в СССР), оба по образованию врачи, буквально голодали со своими семьями, несмотря на свою специальность: русские врачи не имели во Франции права практики. Один из товарищей, чтобы прокормить семью, вынужден был целую зиму ежедневно вставать в пять часов утра и за очень скудное вознаграждение развозить молоко по квартирам.

В Париже жил в те годы Владимир Ильич Ленин. Я мечтала о встрече с Лениным, но не знала, как её осуществить. Мне казалось, что Ленину моё посещение не будет интересно, что ничего нового я ему сообщить не смогу.

Эти сомнения рассеял один товарищ, встретивший меня на улице на другой день после моего приезда. Узнав о моих колебаниях, он возмутился: «Как вы не понимаете, Наташа (моя подпольная кличка), что Ильич набрасывается, как голодный на пищу, на каждого свежего человека из России». И действительно, позже я убедилась, что встречи с людьми, только что приехавшими из России, служили для Ленина одним из источников свежей информации о положении дел на родине. Находясь вдали от родной страны, Ленин прочитывал уйму русских газет и журналов, вёл деятельную переписку с товарищами по партии. Товарищ Сталин в своей беседе с писателем Эмилем Людвигом 13 декабря 1931 года сказал: «Очень немногие из тех, которые оставались в России, были так тесно связаны с русской действительностью, с рабочим движением внутри страны, как Ленин, хотя он и находился долго за границей. Всегда, когда я к нему приезжал за границу - в 1907, 1908, 1912 гг., я видел у него груды писем от практиков из России, и всегда Ленин знал больше, чем те, которые оставались в России».

От того же товарища, встретившего меня на улице, я узнала адрес, день и час ближайшего заседания парижской группы большевиков. На этом заседании в небольшой комнате на верхнем этаже кафе я сразу увидела Ленина. Он сидел в углу, склонившись над шахматами. Я узнала его не по портрету, ибо портреты Ленина тогда по условиям конспирации нигде не распространялись. Я узнала его, так как до того видела и слышала его единственный раз в 1907 году в Финляндии. А раз увидевши Ильича, нельзя было не узнать его при новой встрече. Ум, сердце и внимание каждого из нас безраздельно были прикованы к нашему гениальному учителю и вождю, и в нашей памяти навсегда запечатлевалось то, что было в нём своеобразного, неповторимого.

Одними из характернейших черт, отражавшихся в его внешности, были сосредоточенность и целеустремлённость. Эти черты сказывались повседневно даже при самых незначительных обстоятельствах. Очень тонко и верно показана эта ленинская черта в небольшой сцене фильма «Ленин в Октябре». Ильич встретил в коридоре Смольного забытую кем - то девочку и привёл её в свой кабинет. Он дал ей бумагу и карандаш, усадил за столик рисовать, а сам продолжал работу за письменным столом. Но вот он встал, пошагал по комнате, затем остановился и из - за спины девочки начал рассматривать её рисунок. Когда я смотрела фильм, меня поразило, как верно артист передал сосредоточенность и серьёзность, с которыми Ленин рассматривал рисунок, а затем стал объяснять девчушке, как его исправить!

Но вернёмся к рассказу о первых встречах с Лениным. На заседании, где я его увидела, обсуждались сравнительно небольшие текущие вопросы. Ленин взял слово и говорил не больше пяти - восьми минут. С тех пор прошло тридцать шесть лет, и я, к сожалению, не помню слов Ильича. Но никогда не забуду, как они коренным образом изменили моё самочувствие. Состояние усталости, физической разбитости совершенно исчезло. Казалось, что я выздоровела от тяжёлого недомогания.

В конце заседания ко мне подошла Надежда Константиновна Крупская. Тоном дружеского упрёка она сказала: «Так это вы та Наташа, которая не хочет к нам придти? А Ильич поручил мне непременно вас притащить. Приходите к нам завтра, в восемь часов вечера».

Ровно в назначенный час я подходила к дому № 4 на улице Мари Роз. Помню, как я волновалась, ещё не зная, что нового о жизни партии я смогу рассказать Ленину.

Меня повели прямо в «приёмную», то есть в маленькую кухню, где у стены против газовой плиты стоял небольшой продолговатый стол, покрытый клеёнкой. Эта «приёмная» была одновременно и «столовой». За вечерний чай и скромный ужин усадили меня и уселись Владимир Ильич, Надежда Константиновна и её старенькая мать.

Я всё ещё не знала, с чего начать свой рассказ. Но уже после первых слов Владимира Ильича, после первых его вопросов, пережитое мной за последние месяцы на родине представилось вдруг в новом свете. Я сама почувствовала по - новому интерес к тому, что сообщала Ленину, и прониклась сознанием своей полезности. Причина этой перемены лежала в том напряжённом внимании, с которым слушал Владимир Ильич. Редкими, осторожными вопросами, незаметно для меня самой, Ленин не давал мне комкать рассказ, направлял его. Всё больше увлекаясь, я сообщила о событиях 1909 и 1910 годов в Одессе, Николаеве и Екатеринославе:

о попытке издавать в Одессе печатный орган партии, о налёте полиции на типографию, о такой же попытке в Екатеринославе, о работе подпольных кружков, о проникновении в кружки тайных агентов охранки, об арестах, о предстоящем судебном процессе Одесского комитета большевиков.

В этот вечер я впервые испытала всепокоряющую силу воздействия Ленина на людей. Многие современники Владимира Ильича подчёркивают в своих воспоминаниях его способность слушать. Одним своим молчаливым вниманием и очень немногими вопросами Ленин ободрял и подымал собеседника. Эта черта Ленина стала одной из лучших традиций большевиков. Уменье выслушать служит средством не только лучше познакомиться с тем или иным вопросом. Это уменье является лучшим средством изучения людей, лучшей помощью их воспитанию, их морально - политическому подъёму и вместе с тем средством их наиболее целесообразного использования на работе в партии.

К концу беседы я прониклась сознанием, что и тут, в эмиграции, я пригожусь для партии. В особенности я ободрилась, когда Владимир Ильич предложил изложить моё сообщение в форме краткой корреспонденции для центрального органа партии, «Социал - Демократа», который издавался в Париже и тайно переправлялся в Россию.

Во время этой встречи я получила также наглядный пример организованности, которую Ленин соблюдал во всём и повсюду. В самом начале встречи я спросила Ленина, сколько времени он может посвятить беседе со мной. Владимир Ильич ответил, что «времени хватит, а так как мы соединим беседу с чаепитием, то в нашем распоряжении час - полтора». И вот, когда я увлеклась рассказом и забыла о времени, Ленин посмотрел вдруг на часы. На его лице отразилось нечто вроде испуга: очевидно, назначенное время истекло. Я поспешила закончить свое сообщение. Дослушав меня, Ленин быстро взял со стола свой стакан чаю, повторил предложение написать корреспонденцию, дружески простился и ушёл в рабочую комнату.

Только через много лет, когда Институт Маркса - Энгельса - Ленина издал Полное собрание сочинений Ленина, мы узнали по - настоящему, какую титаническую работу проделал Владимир Ильич в те годы. Это была работа теоретическая, политическая, организационная. Но и тогда, в Париже, мы все знали, что Ленин очень дорожит временем, что у него нельзя зря отнимать ни одной минуты.

И всё же Владимир Ильич находил время, когда надо было помочь товарищу в беде. Однажды, возвратившись поздно вечером домой, я застала у себя записку. В ней меня извещали, что накануне вечером у Ленина говорили о тяжёлом положении больного товарища Курнатовского и что решено перевести его из одной больницы в другую. Меня просили от имени Ленина съездить к моему знакомому, видному хирургу - французу, и просить его устроить этот перевод. Записка заканчивалась словами, что Ленин просит меня сообщить ему время, когда я поеду, а также результат переговоров. Созвонившись с хирургом, я дала знать Владимиру Ильичу, что свидание назначено на завтра, в 12 часов дня. В тот же вечер мне передали новую записку о том, что Ленин хочет поехать со мной и будет у меня к 11 часам.

Зная аккуратность Владимира Ильича, я в назначенное время стала прислушиваться к звонкам. Вдруг я услышала какой - то шум на лестнице. Я поспешила открыть дверь. Оказалось, что это Ленин быстро подымался на шестой этаж, напевая, перескакивая сразу через две - три ступеньки, причём деревянная лестница поскрипывала под его ногами. Как всегда, он был полон жизнерадостности и молодой силы.

Запомнила я и другую подробность этой встречи. Увидев на столе художественную открытку с копией одной картины «передвижников», он пристально разглядывал её и совсем тихо сказал: «Как хорошо эти картины передвижников передают русскую жизнь...»

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.