Лауреат Сталинской премии писатель Борис Горбатов заканчивает сейчас работу над третьей книгой своего нового романа - о шахтёрах Донбасса. Ниже мы печатаем главу из этого романа.

Уже давно прошло то время, когда Андрей полагал, что шахты, как и мир, устроены идеально, а порядок в них вечен и непогрешим. Теперь он знал, что и в шахте, как н а мире, всё не только меняется, но и должно меняться - к лучшему. Таков уж закон жизни, закон движения.

Эти перемены всегда несут с собой человек, люди. Те беспокойные, хлопотливые, вечно и всем недовольные, неудовлетворённые, одержимые жаждой всё переделывать да перестраивать Люди - Плотники, Люди - Строители, которых чаше, впрочем, называют революционерами, передовиками или новаторами. Сам Андрей, к сожалению, ещё не был таким человеком. Но он хотел им быть. И уже тайно чуял а себе силы для этого.

в то жаркое лето обоих товарищей впервые стало томить чувство Великого Беспокойства. До сих пор их жизнь текла, как мирный ручей - с камня на камень, один день, как другой; они были довольны этим мирным течением и не пытались выбраться из знакомых берегов.

А сейчас стало им в этих берегах тесно. Как ручей весной, набухая от вешних, талых вод, вдруг начинает буйно метаться и разливаться по равнине, так заметались и наши ребята, чуя, как распирают их неведомые вешние силы, желания и страсти, как в каждой жилке ходит и гудит горячая, тревожная кровь... Но если Виктора томил главным образом избыток мускульной силы - всю целиком он не мог истратить её ни в забое, ни на гулянке, ни в бешеном плясе на шахтёрской «улице», - то в Андрее пробуждались и властно заявляли о себе силы душевные. Приезд Светличного только ускорил их созревание - так июньский дождь убыстряет рост пшеницы.

Виктор, тот только об одном мечтал: чтоб дали ему всю лаву, где мог бы он разгуляться на воле и показать себя. Уж он такие бы рекорды двинул, что и самому Никите Изотову впору! Он верил в свои мускулы, в свою сноровку, в своё шахтёрское счастье.

А Андрей знал, что даже Виктору такое дело не под силу, что его затея - удалая мечта, не больше. «Ещё будь лава прямой, - рассуждал Андрей, - тогда куда ни шло! А то восемь уступов, - значит, восемь раз зарубят кутки, восемь раз законуриваться... Да потом ещё крепить за собой всю лаву... Нет, такое и чудо - богатырю не по плечу! Значит, - продолжал размышлять он, - тут одной удалью не возьмёшь. Тут умом надо. А что если спрямить лаву? Что если иначе организовать труд забойщика? Что если сломать весь порядок в шахте, порядок, когда - то казавшийся мне нерушимым и вечным?..»

Теперь Андрей часто думал об этом и в забое и дома. Незаметно для него самого это стало теперь делом его жизни. Он знал, что и Виктор, и Светличный, и дядя Прокол, и Даша - они и её посвятили в свои мысли, - а может быть, и ещё шахтёры по всей стране думают о том же, но по - своему. Для этих дум как раз приспело время.

По вечерам в тихом домике Прокопа Максимовича Лесника шумели долгие споры. Виктор горячился:

- Что судить да чертить? Вы мне лаву дайте, я вам на практике докажу! Вы, Прокоп Максимович, начальник участка, от вас зависит...

Но старик только недоверчиво качал головой:

- Эй, не справишься, парень! Эй, осрамишься!...

- Я? Я - то?.. - задыхался Виктор. - Да я... - у него даже слов не хватало, и он а беспомощной ярости озирался вокруг: да неужто никто, никто не верит ему, его рукам, его уменью?

Странное дело: одна только Даша была на его стороне. Она верила. Но как раз её поддержке Виктор и не был рад. Он всё боялся, как бы вдруг эта поддержка не обернулась хитрой насмешкой: от этой девчонки всего можно ждать.

А Даша верила искренно. Даже не в Виктора - она по - прежнему относилась к нему чуть - чуть насмешливо, - а в его идею.

- Отчего ты боишься, папа? - бесстрашно наступала она на отца, словно от него одного зависело, быть рекорду Виктора или нет. - Эх, какой ты папа... нерешительный!...

- Да ты погоди, погоди, очень я тебя прошу! - морщился Прокоп Максимович. - Ты - то здесь при чём? Хоть ты не вмешивайся, когда люди о деле говорят. - Но в душе он был рад, что она вмешивается в шахтёрские дела. Да и как ей быть в стороне? Будущий инженер! «Моя дочь!...» И он счастливым взглядом ласкал статную фигуру дочки.

А она, зная это, не унималась.

- Я считаю, - звонко восклицала она (и Андрей откровенно, обо всем на свете забыв, любовался ею), - я считаю, что дело это вполне реально. И не только один Виктор может дать рекорд. И другие найдутся. Вот хоть Митю Закорко взять... Или Андрей. Ты ведь смог бы, Андрей, а?.. - спросила она однажды.

Он едва ли слышал её вопрос. Он просто любовался ею, её смелым, разгорячённым а споре лицом: «Какая ж она хорошая! Лучше никого на свете нет!» Он не мог бы сказать сейчас, что в ней особенно красиво - глаза или губы; ни одной чёрточки врозь он не видел, потому - то и любил он в ней (а он уже любил, хоть и никому не признался бы в этом) не глаза и не губы, а всю её, и именно за то, что она такая! В этой любви ещё не было ни желания, ни страсти, а только необыкновенная и какая - то почтительная, пугливая нежность, но и эта нежность уже кружила его бедную голову. «Солнышко ты наше ненаглядное. Светик!»

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.