Но раздумывать некогда: ледяное поле уже приближается к «Микояну». Я решаю во что бы го ни стало добраться до середины поля и взорвать его. Андрюша Хохлов решительными взмахами весел вгоняет байдарку на закраину.
Вскочив на ледяной островок, я осторожно спускаю четверть с аммоналом в расщелину и зажигаю бикфордов шнур... Пещера глубока. Тяжелая бутыль соскальзывает на самое ее дно, увлекая за собой дымящийся конец шнура, рассчитанный на 45 секунд горения.
Теперь надо возможно скорее убираться отсюда. Меньше чем через минуту льдина взлетит в воздух. Я прыгаю в байдарку, Хохлов ударяет веслом по воде, но... байдарка остается на месте.
Мы застряли, самым позорным образом застряли в двух шагах от мощного заряда аммонала, который вот - вот взорвется. Извлечь бутыль с аммоналом из глубокой и узкой расщелины теперь уже невозможно.
Прошло еще несколько мгновений. Все наши усилия оторваться от льдины были тщетными. Наконец, на исходе тридцатой секунды, когда мы уже готовились принять на себя всю силу взрыва, я вспомнил, что на дне байдарки лежит багор. Выхватив его, я изо всех сил начал отталкиваться от проклятого ледяного острова. Наконец, байдарка дрогнула и скользнула на воду. Едва Хохлов успел сделать два взмаха веслами, как раздался оглушительный грохот, и нас обдало градом мелких ледяных осколков. На том месте, где только что стояла байдарка, с легкостью мухи взлетели гигантские глыбы...
Мы с Андрюшей поглядели друг на друга и неожиданно рассмеялись... Несколько секунд назад нам было не до смеха.
В сущности говоря, каждый советский моряк, которому довелось плавать столько же, сколько и мне, мог бы рассказать немало таких историй. Я привожу их здесь именно для того, чтобы показать, как сама жизнь формирует человека.
Школа жизни сурова. Но она дает то, чему не выучишься за партой, - опыт, закалку, уменье владеть собой. После каждого дальнего рейса я чувствовал себя как - то старше, серьезнее, собраннее.
Когда теперь оглядываешься на пройденный путь видишь: та школа, которую я проходил в плаваниях, заставляла меня всякий раз больше и энергичнее работать над собой.
Сначала это были кружки и школы технической грамоты, потом Владивостокский мореходный техникум, который я окончил почти без отрыва от производства, потом самообразование... Я приобрел этим путем квалификацию штурмана - сперриста и знания, необходимые капитану.
Комсомол и партия вооружили меня политически. Я всегда активно участвовал в партийной и комсомольской работе, был секретарем комсомольских ячеек на многих судах, принимал участие в деятельности интернациональных клубов.
Когда в дрейфующих льдах Арктики я принял командование «Георгием Седовым», весь накопленный мною жизненный опыт помог справиться с трудным и ответственным заданием партии и правительства.
Был уже поздний вечер, когда я закончил письмо пионерам, в котором кратко описал свой жизненный путь. Засунув бумаги и документы в ящик стола, я вышел на палубу, чтобы посмотреть, не утихла ли пурга.
Норд - ост по-прежнему бушевал над льдами, взмывая тучи снежной пыли. Гряды голубых торосов напоминали внезапно окаменевший прибой. Сквозь пургу просвечивал бледный диск солнца, окруженный двумя концентрическими кругами. Это явление, именуемое на языке метеорологии двойным гало, придавало всему безжизненному пейзажу особенно угрюмый, фантастический колорит. Как - то даже не верилось, что где - то поблизости есть живые люди, которые трудятся, мыслят, как - то маневрируют и ухитряются второй год отражать нападения ледовой стихии.
Но вот откуда - то сквозь свист и вой пурги донеслась веселая песенка, зазвенел смех, и вдалеке показались два знакомых силуэта: один длинный, худощавый, в оленьей малице, со складным ящиком, и другой, чуть пониже и поплотнее, в коротком ватнике и с карабином за плечом. Это Буйницкий и Гаманков возвращались с очередных магнитных наблюдений.
И сразу стало веселее на душе: как бы ни злилась пурга, как бы ни был суров наш май в сравнении с тем, какой знает Большая Земля, мы живем, трудимся и продолжаем творить дело, доверенное нам родиной.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.