— «Каждый исходит из самого себя, – ответил Христюк, пожимая плечами. – Я не знаю, какой смысл вы вкладываете в понятие «поражение».

— Наверное, такой же, как и вы, – чувствовать себя не тем, кто ты есть на самом деле...

— Выходит, и победа для нас то же, – перебил Христюк.

— Оставаться самим собой? – усмехнулся Зельбсманн.

— Да, и тогда, выходит, нам вообще не о чем разговаривать.

— В некоторой степени. Никто не хочет проигрывать, экзистенции не могут мирно сосуществовать, одна должна поглотить другую...

— Вы уже проиграли, – снова перебил Христюк, – сами понимаете, мы не в равных условиях. Вы меня уничтожите, но не вы, как личность, а с помощью машины, стоявшей за вашей спиной. Даже собственноручно расстреляв меня, вам не избавиться от чувства неполноценности: дело сделали, но за чужой счет. Я сейчас – только я, мне терять нечего, я вольный и останусь свободным до тех пор, пока смогу поступить по своему усмотрению, пока ваша пуля или петля не положат конец этому абсурду...

– Ну, хорошо, пусть так. Я уважаю убеждения других. Если они, убеждения других, существуют – то, безусловно, возникли не на пустом месте, и приходится их учитывать в своей работе. Как вы верно заметили, я тоже жажду остаться самим собой, а это возможно при том условии, если мир, который я воспринимаю, гармонирует с моими представлениями. По этой причине мы с вами здесь и разговариваем, два «я», две гармонии со своими мирами. И я вовсе не проиграю, потому что исхожу из своего, для меня наиболее существенного.

– Все это – абсурд, – возразил Христюк, – им вы еще раз подтверждаете: нам с вами не по пути. И, наконец, мне абсолютно безразлично, останетесь ли вы самим собой, или проиграете. Я же точно знаю, что со мной будет так, как я того желаю.

— Никто не склонен проигрывать, вот нам и приходится вести этот разговор. Но пора бы от общих воззрений перейти к конкретным реалиям, чтобы я смог что-то занести в протокол, хотя мне и так все понятно. Но ведь я не закон, и мне не хочется, чтобы коллеги или даже потомки обвинили меня в необъективности.

— Вот и еще одно подтверждение: никакой объективности у вас быть не может.

— Теперь мне ясно, что на общей платформе нам не сойтись. Сожалею, но наш разговор придется вести, насколько это возможно, на уровне обыденного спекулятивного сознания. Попробуем без взбрыкиваний и выкрутасов.

— Как вам угодно.

— Итак, Иосиф Христюк, 1918 года рождения, бывший студент Львовского университета, который демонстративно оставил его в сентябре 1939 года после прихода Красной Армии.

— Почему вдруг демонстративно? Я покинул университет с убеждением в бесполезности дальнейшего там своего пребывания.

— Если бы вы просто покинули, то сейчас не стали бы перебивать меня, уточняя, по какой именно причине бросили, учебу.

— А если бы промолчал, то получилось бы, что я ставлю знак равенства между вами и красными.

— Разве есть разница?

— Разумеется, будь одинаково, вы бы не стали иронизировать, прикрывая свое бессилие.

— Смех – оружие сильных.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• 6
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.