Ночью прошел сальный снег и сейчас лежал, голубой и жесткий, и сосны стояли в пышном оперенные, покачиваясь под ветром. Наши части, заняв Куоккалу, двигались дальше по неширокой дороге, покрытой снегом, - дачной дороге - мимо тихих деревянных домиков с островерхими крышами. Один из таких домиков стоял совсем о глубине, просвечивая сквозь опушенные снегом деревья, и на калитке его было написано латинскими буквами: «Пенаты».

Вместе с частью, проходившей через Куоккалу, шли два корреспондента центральной газеты; увидев слово «Пенаты», они ринулись к калитке.

Она открылась с тем уютным ржавым скрипом, который свойственен всем старым дачным калиткам.

Сад перед домом был засыпан снегом, большими сугробами замело идущую от дома аллейку, обсаженную березами, и на аллейке ясно обозначались следы.

Следы шли только от дома, - и в этом было что - то неприятное. К дому не вел ни один след. От дома же шли следы шагов, поспешных и частых: два человека ушли из этого дома, они торопились и шагали неровно, опереди шел мужчина, широко расставляя ноги в валенках, за ним семенила женщина. Дом был совершенно пуст. Дочь и сын Репина бежали отсюда. Дом был брошен со всеми следами бегства поспешного и нечистого, здесь что - то жгли, что - то наспех рвали, что - то уносили с собою. На обеденном столе, знаменитом круглом столе Репина, еще стояли неубранные чашки, кофейник был прикрыт ватным петухом, лежала развернутая газета. Но ящики письменного стола были закрыты не до конца, на самом столе был невеселый и тревожный беспорядок, который создает чужая рука. Справа лежал раскрытый бювар с большой пачкой писем. Это были крупные, аккуратно запечатанные конверты, и корреспонденты вздрогнули, увидев, что они надписаны рукою Репина.

Точно: это была его рука, косой и крупный старческий почерк. Все конверты были адресованы в Советскую Россию. Не сразу можно было понять, в чем тут дело, и корреспонденты, растерявшись, стояли возле письменного стола, не отводя глаз от толстой бумаги цвета слоновой кости.

Скоро исполнится десять лет, как умер Репин. Целая пачка писем, написанных им в Советский Союз, не попала в руки тех, кому эти письма были адресованы. Домашние Репина оставляли письма неотправленными. А он все продолжал писать, и ждал ответа, и огорчался, вероятно, что этот ответ не приходит...

Пройдя по пустому, тихому дому, люди снова вышли в сад. Они пошли искать хозяина. Хозяин давно оставил этот дом, он лежал где - то неподалеку, прикрытый холмиком земля. Мы знали о том, что Репин хотел, чтобы его похоронили в саду «Пенит», что он долго спорил с финскими властями, просил их, заплатил им большие деньги, дал целый ряд своих картин. Шел длинный и во многом оскорбительный торг между великим художником и равнодушными представителями власти чужой страны. Наконец, разрешение было дано. Сейчас корреспонденты ходили по саду, проваливаясь по колено в жесткий, колючий снег, и искали могилу, в которой был похоронен Репин. Но могилы не было. Перед смертью Репин просил, чтобы над его могилой не ставили (никакого памятника, только посадили березку. По - стариковски ему казалось, что веселее лежать в земле, когда над тобой шумит березка. Корреспонденты искали холмик с березкой, они обошли весь сад, спустились к маленькому пруду, снова поднялись - могилы не было.

Тогда они вернулись в дом.

В нем было по - прежнему тихо, косой луч солнца лежал на старом, выщербленном полу, медленно кружились золотые пылинки. В одной из комнат корреспонденты увидели на стене фотографию. Там была снята могила Репина. Садить березку было не по правилам церкви, и на могиле стоял обычный кладбищенский памятник купеческого образца, невысокий и толстопузый. По фотографии можно было точно установить, в каком месте сада была могила, корреспонденты быстро прошли туда, потоптались немного возле занесенного снегом холмика, вздохнули и побежали догонять свою часть.

В части, услышав этот рассказ, немедля послали к дому Репина охрану, и через несколько минут возле «Пенат» уже прохаживался молодой белокурый красноармеец, держа винтовку в руках.

Эти дни нельзя не вспомнить сейчас, когда входишь в те же «Пенаты», ставшие домом - музеем великого русского художника.

Картины Репина мы полюбили, увидев их в тишине и просторе галерей. Сейчас мы увидели их в том месте, где они создавались. Мы вошли в мастерскую художника. Узкая деревянная лестничка вела к ней. Прямо на нас глядел с автопортрета художник - старый, больной, очень усталый человек. В комнате плохо топят, он мерзнет, голова его прикрыта глубокой плюшевой шапкой, на щеках выступил старческий румянец, румянец венозной крови. Таким был Репин в 1925 году, за пять лет до смерти. Невеселые у него глаза, нет в этих глазах ни тишины, ни покоя. Но по - прежнему сильна и точна кисть, лицо человека выступает из картины с волшебной полнотой, все морщинки его, складки почти осязаемы.

В углу стоит картина «Римский воин», над которой Репин работал за три месяца до смерти. Она не была им закончена, в ней еще осталась та особая беспокойная недоговоренность, которая свойственна картинам, не доведенным до конца. Рядом лежат доспехи воина - их надевал натурщик, - лежат большая палитра, кисти, краски.

Здесь мы увидали картины Репина, которые нам никогда в жизни не доводилось видеть и о которых мы ничего не слышали ранее. Это большой подарок для каждого человека, любящего искусство. Но не только этим привлекательна мастерская великого художника. Пожалуй, еще пленительней для нас были эскизы, наброски, черновики будущих картин, видневшиеся повсюду, рисунки пером, сделанные на промокательной бумаге, когда рукою водила не решимость, но задумчивость, полная мыслей.

Рядом с большой мастерской была вторая, маленькая, заветная мастерская, куда Репин никого не пускал. Там находились картины только начатые, с ранками и ссадинами рождения, - то, к чему художник сам прикасается с волнением и тревогой, пока не проступила еще явственная и плотная линия будущего образа. Одна из стен этой мастерской была увешана этюдами к большой, задуманной Репиным картине о Петре Первом. Веселый и грубый Петр, стоящий на качающихся мостках верфи, - строитель с топором в руках, и рядом голова Петра, уже другого, тревожного, ушедшего в свои мысли...

На этой же стене, среди других этюдов, был маленький, трогательный этюд, сделанный с И. П. Павлова, когда он приехал в гости к Репину в «Пенаты». На зеленом лугу, покрытом мелкой густой травою, стоял человек с седой бородкой, в белом длиннополом, старомодном пиджаке, и ветер раздувал этот пиджак и пригибал к земле траву, и воздух был ясный и свежий, предвечерний...

В доме у Репина бывали люди замечательные, за круглым столом собирались Павлов, Горький, Стасов, Менделеев, Карпинский, Маяковский... Здесь пел Шаляпин, сюда приезжали лучшие художники той поры, за круглым столом «Пенат» гостей принимал хозяин, умный, с блестящей речью, с мыслями, полными значительности и силы.

Многое изменилось в «Пенатах» после того, как дом этот оказался за рубежом. Все печальней, все пустынней становилось в нем, все более одиноким чувствовал себя Репин.

«Совсем в плену, в ссылке живешь, с окоченевшими пальцами, с прессованными мозгами...», - писал он в одном из своих писем.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.