Не берись, — говорит Скептик, — тема скользкая. Давай-ка лучше к редиске поближе.

Работая локтями, мы тщетно пробиваемся к рынку — манящие нас дары земли надежно блокированы плотным кольцом удивительного и невиданного доселе торжища. Толпа колышет нас, увлекая во чрево странного, угрюмого изобилия.

На руках, на плечах и на стойках, похожих на мольберты, развешен товар: бронзово поблескивают пряжками, серебрятся «молниями» разноцветные, разномастные, но, на удивление, одностильные куртки, штаны, кофты, плащи. Полногрудые нимфы, игривые фации, крашенные «под золото» гипсовые пепельницы в виде обнаженных див призывно безмолвствуют на лотках. В раскрытых кейсах театральным блеском сверкает пластмассово-стеклянная бижутерия, заставляя вспоминать: нечто подобное привозили на тропические острова первые европейцы, вызывая восторг толпы в набедренных повязках. Тут климат иной и времена другие...

Девчушка в стоптанных сапожках, в кургузом пальтишке — по виду ученица ПТУ — вытаскивает из кошелька сложенную пятерочку, дрожащими худенькими пальцами опускает ее в плотную пятипалую ладонь и получает взамен ядовито-розовую брошку в виде курчавой головки, обликом напоминающую эстрадного кумира... Ее одногодок, скопивший три зарплаты, примеряется к мохнатой, шире собственных плеч, шапке.

Шапочный ряд — самое поразительное. Куда там блестящим штанам, дебелым нимфам и брошкам с ангелочками, тут заворачивают покруче!

Лиса, волк, заяц, овчина сиротливо жмутся и потерялись совсем среди «экзотики» отеческих наших широт. А вот не угодно ли: колли, сенбернар, ньюфаундленд, королевский пудель!..

— Кто это? — с содроганием, как мне кажется, спрашивает паренек чернявого с усиками молодца.

— Шакал, — отвечает тот зло-весело и глядит испытующе на паренька. Так и сказал: как будто представился. — Хороший мех, дорогой мех, бери — не пожалеешь!

Все тут по имени не называемое, а хоть бы и под шакальим псевдонимом, но глаз-то не солжет. Протолкайся в другой ряд — увидишь унизанные пряжками и расчерченные «молниями» куртки из догов и доберманов, шубы из борзых... Не зоопарк это, не «В мире животных», это живодерня в последней, исходящей, так сказать, ее стадии!

— Жутковато? — спрашиваю я моего Скептика.

— Ладно... Давай к редиске двигай.

— Нет, ты погляди на «делопроизводителей», то бишь купцов! Молодец к молодцу!

И то правда: дай бог, если на сотню торгующих наберется здесь пяток старушек да столько же еще тех, кому за сорок. Остальные возраста самого спелого или к тому приближающегося. Вот оно, племя младое, но знакомое!..

Знакомое, знакомое! И очки протирать не надо: видывали мы этаких молодых, так сказать, людей и раньше — у мебельных, у комиссионок с десяти до семи, с перерывом на сытный обед несут там исправно нелегкую свою службу «фирменные мальчики» и сегодня. Скрипят кожей, плечи и ноги обтянуты джинсовой шкурой, готовой вот-вот лопнуть под напором жизненных сил. Ну, бывает, возьмет милицейский такого под локоток, проводит куда надо, а там, глядишь, опять молодец на месте — на ежедневном своем посту...

Что тут сказать? А то, что говорится сегодня в открытую: только совсем уж наивный человек дивиться мог, а большинство и тогда понимало, что коррупция наверху порождает, а собственным существованием и сохраняет эту, позволю себе, хоть и в кавычках, сказать «элиту», ведь они тоже «избранные». «Возмужав», заматерев и проявившись теперь, полагаю, уже в полной мере, тип этот обнаруживает глубокие, увы, корни. Он вызревал постепенно.

Где концы, где начала — сразу и не разберешь. Я это к тому, что новоявленное торжище отнюдь не наводит на мысль, будто рождается на наших глазах новая общественная прослойка. В том-то и дело, что прослойка эта существовала, жила вольготно и во времена зажима всякой инициативы. Но вот что любопытно, вот чему подивиться впору: выходит, сегодня-то, когда война коррупции и кастовости объявлена всерьез, невзирая на чины и лица, их полку прибыло! И тут есть о чем подумать.

О том, например, что сегодня тип этот настолько созрел, что. кроме вполне понятного социального неприятия, заслуживает того, чтобы обратить на него и художественное внимание, подобно тому как осмыслено было замечательным нашим писателем давнее племя «архаровцев». Смею думать, крайне любопытен и этот тип для литературы, а равно и для нашей истории как побочный ее продукт. Так что по всему выходит: перед нами та же самая, с давнишними корешками прослойка, да только потолще. Но самое интересное заключается в том, что под локоток-то этих уже и не взять...

— Я и говорю, тема скользкая, — продолжал мой Скептик. — Сегодня к ним не подступишься — они под защитой закона об индивидуальной трудовой деятельности. Слыхал?

— Э, нет! — воскликнул я, чувствуя здесь слабину собеседника. — Они не под защитой этого закона, они лезут под его защиту! Какая же она трудовая, какая же деятельность, разве одно — индивидуальная?..

Но спорить трудно было, находясь в самом чреве этого мрачного царства изобилия. До редиски мы в тот день так и не добрались. Покинув подступы к рынку несолоно хлебавши, отправились домой, где и продолжали разговор:

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.