Партизаны двенадцатого года

Е Тарле| опубликовано в номере №304, апрель 1938
  • В закладки
  • Вставить в блог

Женщины - крестьянки действовали не менее энергично и проявляли особенную беспощадность по отношению к неприятелю. Слухи (вполне достоверные и подтвержденные) говорили о насилиях французов над женщинами, попадающимися в их руки. Старостиха Василиса (Сычевского уезда, Смоленской губернии), лично перебившая вилами и граблями немало наполеоновских солдат, не была исключением среди партизан. Участие женщин в народной войне отмечается всеми источниками. К сожалению, далеко не все в этой области толком записывалось и регистрировалось.

Конечно, наступательные действия крестьян (вроде выступления Курина, Стулова или Четвертакова) были исключением; чаще всего действия крестьян ограничивались организацией слежки за неприятелем и обороны своих деревень и целых волостей от нападения французов и мародеров и истреблением нападающих. И это было бесконечно губительнее для французской армии чем любые, даже самые для крестьян удачные налеты. Не пожар Москвы, не морозы, которых вовсе и не было почти до самого Смоленска, а русские крестьяне, ожесточенно боровшиеся с врагом, нанесли страшный удар отступающей великой армии, окружили ее плотной стеной непримиримой ненависти и подготовили ее конечную гибель.

Правительство не сочувствовало крестьянской партизанщине и по мере сил мешало ей. Царское правительство боялось, что крестьяне, вооружившись, пойдут против помещиков и восстанием избавятся от крепостного права. До чего эта трусость доводила правительство, явствует из следующего факта.

Стоял близ города Клина ротмистр Нарышкин с кавалерийским отрядом. Увидев горячее желание крестьян помочь армии против неприятеля, Нарышкин приказал раздать имеющееся у него в отряде лишнее оружие крестьянам. Маленькие крестьянские вооруженные отряды, шаря возле Москвы, беспощадно убивали французов, пытавшихся из Москвы съездить поискать по окрестностям сена и овса для лошадей. Пользу эти крестьянские партизаны приносили таким образом огромную. И вдруг Нарышкин получает неожиданную бумагу свыше. Предоставим слово ему самому: «На основании ложных донесений и низкой клеветы я получил приказание обезоружить крестьян и расстреливать тех, кто будет уличен в возмущении. Удивленный приказанием, столь ее отвечавшим великодушному поведению крестьян, я отвечал, что не могу обезоружить руки, которые я сам вооружил и которые служили к уничтожению врагов отечества, и называть мятежниками тех, которые жертвовали своей жизнью для защиты своих церквей, своей независимости, жен и жилищ, и что имя изменника принадлежит тем, кто в такую священную для России минуту осмеливается клеветать на самых ее усердных и верных защитников».

Есть ряд документальных доказательств того бесспорного факта, что правительство всячески мешало крестьянскому партизанскому движению и старалось по мере сил его дезорганизовать. Оно боялось давать крестьянам оружие против французов, боялось, чтобы это оружие не повернулось потом против помещиков. Боялся Александр, боялся новгородский помещик Аракчеев, боялся Балашов, боялся и «сверхпатриот» Растопчин, больше всех запугавший царя призраком пугачевщины. К счастью для России, крестьяне в 1812 году не повиновались этим приказам об их разоружении...

Партизанская война, крестьянская активная борьба, казачьи налеты, совершаемые то в составе партизанских отрядов, то чисто казачьими частями, при все усиливающемся недоедании, при ежедневном падеже лошадей заставляли французов бросать по дороге пушки, бросать часть клади с возов, а главное, бросать больных и раненых... Изнуренные небывалыми страданиями, полуголодные, ослабевшие войска шли по разоренной вконец дороге, обозначая свой путь трупами людей и лошадей, брошенными орудиями и вещами и оставленными на произвол судьбы ранеными и больными. Пленных русских уже давно не было среди эти раненых и больных: их приканчивали, когда они не могли поспевать за конвоем. И чем ближе к Смоленску, тем более массовый характер приобретали эти убийства.

Около Можайска отступающая армия проходила мимо громадной равнины, пересеченной оврагом и речкой, с небольшими холмами, с развалинами и почерневшими бревнами двух деревень. Вся равнина была покрыта гниющими трупами людей и лошадей, исковерканными пушками, ржавым оружием, валявшимся в беспорядке и негодным к употреблению, потому что годное было унесено. Солдаты французской армии не сразу узнали страшное место. Это было Бородино с его все еще не похороненными мертвецами. Ужасающее впечатление производило теперь это поле великой битвы. Шедшие на мучительные страдания и смерть в последний раз взглянули на товарищей, уже погибших.

Коленкур с возмущением доложил Наполеону, что шедший впереди отряд французской армии ни с того ни с сего размозжил головы 2 тысячам русских пленных, которые при этом отряде находились. «Это страшная жестокость! Вот та цивилизация, которую мы принесли в Россию! Каково будет действие, которое окажет варварство на неприятеля? Не оставляем ли мы ему наших раненых и массу пленных? Разве у него не будет на ком ужасно отомстить?» - сказал Коленкур Наполеону. «Наполеон хранил мрачное молчание, но со следующего дня эти убийства прекратились», - говорит граф Сегюр и на этот раз говорит совершеннейшую ложь. И не думал никто эти избиения прекратить. Напротив, с каждым этапом отступления все эти ужасы усиливались и усиливались. Но Коленкур был прав, говоря, что эти новые и новые зверства даром французской армии не пройдут.

Император с гвардией шел в авангарде. Выйдя из Вереи 28 октября, Наполеон 30 - го был в Гжатске, 1 ноября - в Вязьме, 2 ноября - в Семлеве, 3 - го - в Славкове, 6 - го - в Дорогобуже, 7 - го - в селе Михайлове и 8 - го вступил в Смоленск. Армия входила вслед за ними частями - с 8 по 15 ноября. В течение всего этого бедственного пути от Малоярославца до Смоленска все упования и самого Наполеона и его армии связывались со Смоленском, где предполагались продовольственные запасы и возможность сколько - нибудь спокойной стоянки...

Но суждено было другое. В мертвом, полуразрушенном, полусгоревшем городе отступающую армию ждал удар, сломивший окончательно дух многих ее частей: в Смоленске почти никаких припасов не оказалось. С этого момента отступление окончательно стало превращаться в бегство, а все, что было перенесено от Малоярославца до Смоленска, побледнело перед той бездной, которая разверзлась под ногами великой армии уже после Смоленска и которая поглотила ее почти целиком.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены

в этом номере

Пятеро

Из эпохи гражданской войны