Панчук

- Бра - атцы, родные - ее, не бро - са - айте!

Панчук вскочил.

- Это Флоря, - прошептал он. - Турки его с собой давеча затащили, теперь он лежит около их окопов.

- Не думаешь ли ты, чего доброго, идти туда? - спросил сержант, зевая.

- Пойду, господин сержант. А то зарежут его турки, уж такой у них обычай.

Барабанщик Ласкараке поднял голову.

- Только на две затяжки оставьте, господин сержант, - сказал он. - А его не пускайте, а то не вернется больше.

- Чего же его не пускать, - возразил кто - то. - Теперь, когда он услышал флорин голос, почему ему не пойти?

Панчук подошел к фонарю, снял его, спрятал под шинелью и быстро направился в конец траншеи. Пехотинцы один за другим стали подниматься. И снова послышался жалобный призыв:

- Не оставляйте, братцы!

- Знает турецкий обычай, потому и зовет на помощь, - пробормотал сержант. - Хоть бы его спас Панчук. Слушать тяжко, как кричит!

Он встал и поднялся на гребень бруствера, за ним полезли и остальные.

- Эй ты, Ласкараке! - шепнул сержант цыгану. - У тебя привычка: как что увидишь, орать, словно дикий зверь. Пикнешь - так отправлю тебя в самые тартарары. Смотри во все глаза и молчи!

- Так точно, господин сержант! - испуганно ответил барабанщик.

Потянулись томительные минуты. Стоя на валу, пехотинцы всматривались в темноту. Никакого движения. Слышны были только легкие шаги того, кто крался в темноте, да изредка жалобные стоны раненого, но и они вскоре притихли.

Потом послышалось движение и в окопах неприятеля. Внезапно в непроглядной тьме блеснул луч света.

- Фонарь Панчука, - еле слышно сказал Ласкараке.

Со стороны вражеских окопов плеснул огонь и раздался короткий треск выстрелов.

Огонек фонаря внезапно исчез, турки стрельбу прекратили; затем раздались голоса, послышались стоны и глухие удары, словно кто утрамбовывал землю. И снова наступила тишина.

Чуткое ухо солдата уловило звук торопливых шагов. Пехотинцы спустились с парапета и вскоре увидели громадную фигуру Панчука, несшего какой - то груз.