Всякий раз, когда работа не клеилась, возникали трудности или начинали одолевать какие - нибудь неприятности, слова отца, обращенные ко мне, к молодому поколению из далеких восемнадцатого, девятнадцатого, двадцатого годов, бодрили, поднимали дух.

И вот иногда делается до боли грустно и обидно, что отец не может увидеть плодов своей борьбы, своего труда, не может узнать, как счастливо живет сейчас наша молодежь, как счастлива его дочь!

Этой осенью я поступила в Институт философии, литературы и истории. Выбрала литературный факультет. Учительница в десятилетке считала, что у меня есть литературные способности.

Отец ушел на войну со студенческой скамьи. Математика была его призванием. Он всюду носил за собой таежный - мешок, набитый книгами, и урывал от сна и отдыха минуты, чтобы почитать. Но он знал, что право на счастливую жизнь надо защищать с оружием в руках.

Окончив Институт, я буду работать на Дальнем Востоке - это решено. Там сражался с интервентами отец, там он погиб, там мое место.

У нас, в Советском Союзе, установилась хорошая традиция: брат заменяет брата, убитого при защите границы. Почему же дочь не может встать на место отца?

Но я должна быть, конечно, достойна высокой чести работать на Дальнем Востоке. Мне говорят, что я очень похожа на отца. Я хочу, чтобы его старые дальневосточные товарищи, ветераны гражданской войны, с которыми я обязательно должна встретиться, заметили не только внешнее сходство...

... Наверное, они припомнят в разговоре общеизвестный эпизод с пеленками. Осуществляя связь в большевистском подполье в 1920 году, мать проходила со мной на руках через заставы, а секретные донесения были написаны на полотне, в которое я была завернута. Я хочу, чтобы старики, вспомнив об этом, сказали: «О, наша Ада выросла из пеленок. Теперь она способна на самостоятельное дело».

Я знаю отца только по рассказам матери: его ведь убили, когда мне было всего несколько месяцев. Но из рассказанного у меня в памяти ярче всего такой эпизод.

Отец не видел еще своей недавно родившейся дочери. Мать приехала в Сучан, в деревню Гордеевку, и Лазо пришел туда из тайги, где скрывался. По условиям конспирации, мать сделала вид, что она не знает Лазо, но незаметно передала ему мою фотографию, спрятанную в старой газете.

Отец ушел в ночь. Мать, таясь от прохожих, последовала за ним. Он остановился и, укрывшись за деревом, старался зажечь спичку. Из тайги дул сильный ветер.

Увидев мать, отец улыбнулся и сказал, показывая на карточку: «Хочу посмотреть, на кого похожа». Тогда мать заслонила его от ветра, он зажег спичку и долго смотрел на снимок. «Она такая маленькая, - ласково сказал он. - Но, правда, она похожа немного на меня?»

Я вижу эту картину, точно была при этом. Мелкий дождь. Деревья гнутся от порывов ветра. И отец, чуть сгорбившийся под тяжестью огромного походного мешка. За поясом топорик. В одной руке винтовка, в другой - моя маленькая фотография. А когда начинаю представлять себе его лицо, усталое, исхудавшее, изборожденное морщинами заботы лицо, горло стискивает судорога, мне трудно дышать от ненависти к тем, кто убил его, к самураям, которые сожгли его в паровозной топке.

Я буду сражаться за великое дело коммунизма, за дело Ленина - Сталина, которому отдал всего себя мой отец Сергей Лазо.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.