Ожерелье Посейдона

Утром под позывные маяка Шпанберга сейнеры швартуются в Крабовой борт к борту, образуя чудо-городок, где площади – палубы, жилища – каюты. То там, то здесь сквозь хрипоту динамиков прорывается музыка. Уставшие от многотрудной и бессонной ночи парни неторопливо сбрасывают ящики с уловом на лоснящуюся ленту транспортера. В цехах рыбокомбината хлопочут девчата, похожие друг на дружку, потому что все как одна в белых халатах и шапочках. Парням отдых, девчатам – вахта. Надо ли считать, сколько банок консервов выходит из-под их рук? Шикотан подает свои деликатесы на обеденные столы жителей многих городов страны.

В картинах сайровой страды проявляется колорит жизни всего нынешнего населения Курил, прописанного здесь постоянно, но постоянно же прибывающего в экспедиции. Деятельность людей тут определяется особенностями островов, обладающих поистине магнетическим свойством притягивать к себе и романтиков и прагматиков. В чем же заключается этот магнетизм?

Курилы лежат на границе двух глобальных структур – континентов и океана. Словно эскадра кораблей вытянулись они с севера на юг, дымя трубами-вулканами. То и дело вулканы сотрясаются от подземных толчков. Небо, земля, океан – все находится в первозданном единстве и в извечном противоборстве.

Острова Тихоокеанского побережья – словно лаборатории живой природы, хранители многих тайн. Здесь, на Курилах, что ни шаг – открытие, что ни взгляд – загадка. Чем, скажем, объяснить, что именно в Курильской впадине на глубине почти 9 тысяч метров обнаружены странные нитеобразные существа, неизвестные до сих пор зоологам мира? Или еще: в термальных водах кипящих озер, оказывается, есть бактерии, которые живут при температуре 95 градусов выше нуля. Белки же, составляющие основу жизни, гибнут при более низких температурах!

А откуда взялся сам Великий, или Тихий, океан? Одни ученые утверждают, что глубокую впадину, изначально существовавшую на Земле, постепенно заполнила вода, другие предполагают образование чаши океана более дерзновенно: это, мол, при рождении планеты под воздействием сил Вселенной из Земли выбросилась масса, ставшая впоследствии Луной!

Так ли, иначе ли, но именно самобытная красота островов, окружающие их на каждом шагу тайны и притягивают

сюда людей разных профессий и интересов.

Из самой Москвы, например, занесло на Шикотан молодого живописца Владимира Владыкина. Из года в год прилетает он на остров, где его считают своим, курильчанином. Художников привлекает не только природа, но и люди островного края, его романтическая и героическая история. Часто приезжают на Курилы художники с Сахалина. На выставке в Южно-Сахалинске экспонировалось панно В. Никитина: летящая под парусами «Диана». Тот самый шлюп, на котором ходил от острова к острову Василий Головнин – офицер русского флота, отважный мореплаватель, ученый-энциклопедист, составивший карту Курильских островов.

«Журнал капитана Головнина, – писал И. Ф. Крузенштерн, – по многим отношениям заслуживает внимания департамента. Он содержит особливо любопытные и совсем новые известия касательно географии Курильских островов, касательно народа, населяющего оные... Один только искусный и более нежели в одном морском деле сведущий -офицер, как капитан Головнин, мог вести столь подробный и полный журнал во время трудного и опасного плавания».

А плавание «Дианы» было не просто опасным. Поборов многие штормы, она бросила якорь в южном заливе Кунашира, чтобы пополниться дров ли и провиантом. Японцы пригласили капитана в гости. Моряки прибыли без оружия. Во время отлива, когда их шлюпка оказалась на мели, японцы связали гостей. «От чистого сердца и от желания им добра поехал я к ним в крепость, как друг их, а теперь что они с нами делают? Я менее мучился бы, – вспоминал в своих «Записках» Головнин, – если бы был причиной только моего собственного несчастья, но еще семь человек подчиненных также от меня страдают».

Залив, где стояла «Диана», назвали заливом Измены. Теперь это название, конечно, как-то не вяжется с безмятежной частицей океана, охваченной лесистыми мысами. На берегу – простенькие домишки рыбацкого поселка Головнино, названного так в честь мореплавателя. А за поселком, будто валы океана взметнулись к небу, застыли малахитовой грядой леса Поднимаясь из долин, они со всех сторон одевают конусы вулканов. Недавно один из них – вулкан Тятя – «рявкнул». Более 150 лет спал, казалось бы, беспробудным сном. И вот прорвало. Через каждые полторы-две минуты вздымались к небу высоченные фонтаны раскаленных камней, огня и пепла. Дым окутывал все на десятки километров. Черные шлейфы пыли и гари потянулись даже к Шикотану. Жители привулканных поселков Круглово, Докучаеве, Урвитово эвакуировались, а на их место, поближе к раскаленным потокам лавы, выдвинулись отряды ученых. Надо было видеть, как встретили вулканологов ошалевшие от грохота и тряски домашние животные. Они тянули к людям обрадованные морды, просили защиты. Хозяева не смогли их взять с собой – корову или хавронью в люльку мотоцикла не усадишь. Вот и пришлось ученым коров доить и свиней кормить.

А в островной столице Южно-Курильске, двухэтажном городке с горбатыми улочками и бесконечными мостками и лесенками-переходами, жизнь шла своим чередом. Рыбокомбинат продолжал отгружать деликатесы из даров океана, электростанция давала свет, строители возводили новые дома. В те дни мрака и грохота, пожалуй, самой большой неприятностью был пепел, который перекрасил весь остров в черно-серый цвет. Больше всех охали хозяйки, глядя, как пестрое разноцветье лилий, пионов, гвоздик и анютиных глазок становилось однотонно грязным. Когда же Тятя, наконец, утихомирился, первый же тайфун омыл Южно-Курильск. Дома снова посвежели, цветы во дворах стали еще наряднее.

Никто из островитян в страхе перед стихией не покинул Кунашира, напротив, сплотились, гордясь тем, что пережили, пересилили многодневную вулканическую напасть, еще одну встряску. Такова уж жизнь на вулкане. Улицы Южно- Курильска выходят прямо к подножию вулкана Менделеева, из щелей которого веками клубятся пары, кипят, пузырятся фумаролы. Постоянно внутри него что-то вздрагивает, ворочается, просится наружу. Курильчане думают, как приспособить эту неуемную силушку для своего же блага: проектируют геотермальную электростанцию, мощное тепличное хозяйство, мечтают о том, чтобы энергия вулкана отапливала дома, чтобы домашние ванны заполнялись целебной минеральной водой.

С одним из таких мечтателей, Петром Миличкиным, нам приходилось много раз лазить по острову. Он лесник, в свое время служил на Сахалине да так и остался в Южно-Курильском лесхозе. За двадцать лет много троп исходил да и своих проложил немало. Лес Петр любит безумно, бережет его грамотно и потому не терпит любителей побродяжничать по тайге: «Того и гляди, лес подожгут или сами куда-нибудь запропастятся». Он не против того, чтобы люди любовались лесом. Но он «за культурных посетителей». Для них и тропинки подчищает, указатели ставит, беседки. По его инициативе поднимают дендрарий: уже пошли в рост первые новоселки – сосны из Горьковской области. Сопровождая экспедиции или экскурсии, расскажет, чем отличаются реликтовые диморфант и аралия, которые «в лесу держатся друг друга, как

жених и невеста», обязательно предупредит, чтобы остерегались коварной ипритки – так называют на Кунашире сумах ядовитый, лиану, от прикосновения к которой тело воспаляется.

Быстрый, цепкий взгляд Миличкина то и дело что-то отмечает в лесу. Лицо его помечено глубоким шрамом, по поводу которого он неохотно буркнет: «Машка приласкала». Видимо, шрамом многие интересуются, надоели. Нам он сказал: «Если человек уважительно ведет себя в тайге, его ни один зверь не обидит. А у меня как вышло? Шел по тайге, вижу, медвежонок в траве копошится, махонький, хоть в фуражку клади. Я его и подобрал. И рассмотреть не успел, как на меня медведица двинулась. Ревет. Отдай, мол, дитя! Мне бы сразу его выпустить да бежать, а я остолбенел. Ну, и смазала по физиономии. В лесу зря ничего не трогай!»

Леса на Кунашире красивы необычайно. Породы хвойные, с голубовато-малахитовыми переливами. Такой фон дает им ель Глена. Знатоки утверждают, что кунаширской ели Глена цены нет: древесина ее – преотличнейший резонатор. Музыкальное дерево. Да и сам лес наполнен музыкой. Мелодия ее складывается из песнопений пернатых, журчаний источников, грохота водопадов.

Лес всегда загадочен, если даже он исхожен вдоль и поперек. А здесь, на Кунашире, лес еще и фантастичен. Природа тут умудрилась смешать и перепутать север с югом так, что нежная тропическая магнолия вполне уживается с северными жительницами елью и пихтой, суровая каменная береза простирает корявые ветви к «поющему» диморфанту, а детище теплых стран бамбук, несмотря на ледяные ветры и промозглые туманы, набирает четырех-пятиметровую высоту. Войдешь в заросли бамбуковой рощи, все кругом шелестит, скрипит, и ничего не видно, сплошной зеленый сумрак. Словом, «там чудеса, там леший бродит...».

Попетляешь в бамбуковых кущах и очутишься среди камьнных берез, которые цепко схватят за рукава своими перекрученными ветвями. Вдруг на темной хвое увидишь сверкающие звездочки вьющейся гортензии. Еще шаг, и из-за шатра пихты, будто ладони, протянет свои сочные, глянцевитые листья длиной с локоть магнолия – могучее дерево двадцатиметрового роста с серебристо-пятнистым стволом и раскидистыми ветвями. Ее белые с чуть розовым или желтым оттенком цветы великолепны. Под лучами солнца они горят, как свечи, и источают головокружительно-приторный аромат.

Магнолия – первое на земле цветковое растение. Когда-то магнолиевые леса выходили и за Полярный круг. Зная это, невольно думаешь: может быть, эти деревья на Кунашире вовсе и не тропические, а чудом уцелевшие при отступлении из арктических широт? Как вообще южная флора сохранилась и выжила в этом суровом климате? Почему неприметная на материке медвежья дудка вымахивает здесь такой, что скрывает всадника, а листом белокопытника можно укрыться от дождя, как зонтом? Почему даже поздней осенью до самого снега держатся цветы? На эти и десятки подобных «почему» пытаются ответить ученые самых разных профилей, работающие на островах Курильской гряды. Больше всех здесь бывает в разные времена года геологов.