Больше полугода прошло с начала Всесоюзного фестиваля самодеятельного творчества. Состоялись конкурсные соревнования кинолюбителей и эстрадных коллективов, промелькнули танцующие пары, прогремели марш-парады духовых оркестров, радостной волной прокатились по стране величаво-торжественные праздники песен.

Фестиваль особенно ясно показал, какое значение и какой размах приобрела сейчас – ив первую очередь среди молодежи – самодеятельность. Стремление к творческой деятельности пронизывает все коллективы сверху донизу – каждый цех, каждую бригаду. Многие предприятия, не дожидаясь всесоюзного смотра, ежегодно проводят праздники самодеятельности. Примером этого могут служить фестивали «Весна-73», «Весна-74» завода. «Кузбасс-электромотор» (в нынешнем году, например, в этом празднике приняли участие 16 цехов, более тысячи человек). В Горьком уже определилась традиция самодеятельного циркового искусства: раз « году манеж Государственного цирка передается любителям области, желающим продемонстрировать свое мастерство.

Мастерство и массовость – вот девиз первого тура фестиваля. Он принес нам много радости, этот первый тур, и вместе с тем выявил немало организационных просчетов, трудностей, ошибок в подходе к участникам самодеятельности.

Сейчас мы переворачиваем вторую страницу фестиваля, посвященную приближающемуся XXV съезду КПСС. Высокое это посвящение обязывает ко многому, и прежде всего к тому, чтобы осмыслить все поставленные ходом всесоюзного смотра вопросы.

Какими путями шло и идет развитие самодеятельности, каковы ее задачи? Каково соотношение профессионального и самодеятельного искусства? Какой может стать самодеятельность в будущем, чего мы ждем от нее? Эти вопросы тем более значительны и обширны, что сейчас нет ни одного вида искусства, в котором не принимали бы участия самодеятельные мастера. Сегодня над этими вопросами в применении к самодеятельности в изобразительном искусстве размышляет критик Ольга Воронова.

Выставка картин Тыко Вылко, открытая 21 февраля 1911 года в Музее кустарных ремесел, поразила москвичей. Бескрайние снежные поля окружали человеческие жилища. На охристых, поднимающихся над морем скалах гнездились тысячи птиц. Золотой круг луны прорезал пронизанный синевой воздух. Белая медведица выводила медвежат на берег, словно для того, чтобы полюбоваться далеким парусником.

Что больше удивляло зрителей? Талантливость безвестного художника или то, что этот художник был охотником с Новой Земли, ненцем, как говорили тогда – «самоедом»? «Родиться на Новой Земле, возле какого-то полумифического для нас Ма-точкина Шара, и, явившись в Москву, на вечную ее ярмарку художеств, пытаться передать странное очарование тех далеких родных мест – вот судьба, которую нельзя назвать обычной! Лавр искусства, оказывается, выдерживает стужу в 50 градусов и может дать ростки за чертой Полярного круга», – писали газеты.

А через год Москва, снова затаив дыхание, слушала художника Ле Дантю. рассказывавшего о Нико Пиросманишвили и демонстрировавшего его работы, три года подряд открывались выставки картин Пиросманишвили – в 1912, 1913, 1914 годах: Ле Дантю и братья Зданевичи в поисках их прочесывали тифлисские духаны, лавки, базары. В начале века встречи с художниками-любителями были необычными и воспринимались как сенсация. Теперь они стали постоянными. На прошедшей московской выставке «Слава труду!» были представлены не два, не двадцать непрофессионалов, а 1 600 человек, около трех тысяч произведений. Много? Скорее, мало. Тольно на выставке самодеятельных художников в Вологде экспонировалось более пятисот работ.

С каждым днем все больше людей начинают творчески интересоваться изобразительным искусством. Э. Орунов, механик из Чарджоу, пишет

колхозников, беседующих за пиалой чая. В. Зорин из Петропавловска-на-Камчатке – рыболовецкие суда, отстаивающиеся в бухте, окруженной высокими снежными горами. П. Апатченко, инженер из Воронежа, – лирические русские пейзажи: низкие травянистые берега, плавное течение рек, кудрявые деревья, отраженные в голубоватом зеркале воды.

Рассказ о том, что близко, рядом? Не обязательно. Первому коммунистическому субботнику посвящает свое полотно «Великий почин» москвич-метростроевец К. Тодосейчук: «Смерть Колчаку!» – написано на паровозе, выходящем в этот день из ремонтного цеха. А строитель К. Дмитрук (Калининградская область) задумывается об истории России. «Словом о полку Игореве», «Задонщиной» вдохновлена его композиция «Русь»; на темном, как бы подернутом патиной старины дереве – чеканка: воины в высоких шеломах, сжимающие рукоятки боевых кечей.

«Автопортретом страны» назвал художественную самодеятельность академик Д. А. Шмаринов. Видимо, стоило бы говорить и о том, что это ее история. В 1918 году художники впервые распахнули двери своих мастерсних перед народом. «И люди вошли в студию, – вспоминал потом С. Т. Коненков. – Они с какой-то робостью, изумлением и наивной радостью, может быть, впервые в жизни приобщались к искусству». Сейчас народ не только хорошо знаком с творчеством признанных мастеров, но имеет и свои студии. В каждой республике, в каждой области, почти в каждом крупном городе. Художники, искусствоведы ищут, выявляют народные таланты. Г. Габашвили, один из художников, возродивших знаменитую грузинскую чеканку, руководя изостудией при Доме народного творчества в Тбилиси, ежегодно, забывая о собственном творчестве, отправлялся в горы, в далекие, труднодоступные районы: «Ждать? Но ведь не всякий, кто интересуется искусством, приедет в Тбилиси. Надо помочь ему там, на месте...»

Стоит раз зажечь огонь, и его уже не потушишь. Мастера сами собирают вокруг себя учеников. Мария Приймаченко из Болотни (УССР), создающая яркие декоративные панно с круторогими баранами, фантастическими жар-птицами и ходящими по воде на четырех ногах рыбами, окружила себя молодежью: «Человек два века не живет. Сам умрет, и все с ним умрет. А теперь у меня сколько детей, когда я в хате студию открыла. Все работают».

Облетают листки календаря, дни бегут за днями. Рабочая неделя у всех самодеятельных художников разная. Один стоит за станком на заводе, другой – у раскаленной пылающим металлом домны, третий преподает в школе математику, четвертый водит комбайн или рыбачий катер. Но выходной незримо объединяет всех. Взяв в руки палитру, резец, стеку, люди входят в волшебную страну прекрасного. И не так уж важно, будет ли в их произведениях подлинное искусство или только озаренность им. Независимо от этого люди чувствуют себя причастными к творчеству.

Естественно, что особое значение приобретает здесь личность учителя – его душевная чуткость, его умение понять индивидуальность ученика, привить ему хороший вкус, разбудить и направить творческую потенцию. Хороший учитель – это как судьба. Свердловчанин Альберт Коровкин окончил ремесленное училище, специализировался по ремонту точной техники, отслужил в армии, работает в экспериментальных мастерских Уральского научного центра стеклодувом. Работу свою, как сам говорит, «уважает», бросать не собирается, с детства мечтал о такой. И с детства же увлекался рисованием, собирал репродукции, срисовывал их, пытался ходить на этюды. Но по-настоящему почувствовал радость и полноту жизни, которые дает искусство, только поступив в самодеятельную студию Дворца культуры железнодорожников, где руководителем был живописец Н. Г. Чеснонов.

Я знаю Чеснокова и могу засвидетельствовать, с какой горячностью относится он к своей студии. Порой на вопрос о том, что нового в его творчестве, он начинает рассказывать о картинах и исканиях своих учеников: становление каждого из них Николай Гаврилович переживает как события своей личной биографии.

Работая в студии Чеснокова, Коровкин не только овладел азами мастерства, научившись крепить грунт и смешивать краски. Он нашел свою форму выражения, свою технологию: покрывает доску специальным, им самим сваренным раствором, пишет темперой под лак.

Увлечение лубком, интерес к древнерусской живописи, восхищение детским рисунком – все отразилось в этих работах. Они нехитры по сюжетам – старик и старуха у телевизора, уличный фотограф, снимающий кокетливую девушку, – но в них много выдумки и доброго юмора. Яркие, красочные, они побывали на многих выставках, в том числе и в Голландии. И на каждой из них можно было прочесть надпись: «Рисовал стеклодув Коровкин. Из Свердловска. Ученик Н. Г. Чеснокова».

Среди самодеятельных художников есть особая группа, к которым сейчас отнесли бы Вылко, Пиросманишвили, Руссо. В их полотнах – детская, почти сказочная наивность, обнаженность чувства, необычность конструктивных и цветовых отношений. «Они просто не умели рисовать, не знали, как строится композиция, никогда не видели настоящих картин», – приходится слышать порой. Полно! Руссо, например, был другом Ван-Гога, Гогена, видел их полотна, показывал им свои. Не о неумении здесь надо говорить – о даре непосредственного восприятия.

Как деревенская невеста, разубрана весенняя земля, по которой гуляют жених и невеста в картине Я. Наливайкене (Литовская ССР) «Вишни цветут». Художница выбирает нежные краски – белую, бледно-розовую, голубую, светло-зеленую. Белые уточки подплывают прямо к влюбленным, река поросла белыми цветами кувшинок – везде тишина, идиллия.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.