В группу туристов, пожелавших осмотреть советский порт, на беду экскурсовода инженера Белича попал докер Джон Кинглей, тот самый Кинглей, у которого чертовски ловко подвешен язык, а мозги набекрень.
Джон совал нос в каждую щель, без конца требовал объяснений и при этом ничему не верил. Туристы остановились у портовой доски почета.
— А это что, ваши боссы?
Белич не успел заикнуться, чтобы объяснить, что это за «боссы», как Джон затарахтел:
— Да, да, работал я в одном порту, так там тоже висели портреты всех хозяев фирмы. И каждый должен был пялить на них глаза и думать, что ты им вечно обязан за то, что они дают тебе работу и дерут с тебя семь шкур.
— Это лучшие докеры, — вставил наконец Белич. — Рабочие.
— Слушай, парень. Я не министр, ты не президент, и мы не на дипломатическом приеме.
— Да грузчики это! Грузчики, поймите вы! — вышел из себя Белич. — Самые почетные. За труд их сюда поместили, за труд!
Джон только насмешливо присвистнул.
— Можете свистеть сколько угодно, все равно это рабочие. Вот Петров. Он рационализатор, ударник...
— У вашего грузчика пакет акций?.. Миллион в банке?.. Нет? Сомневаюсь. Покажите его.
Белич ухватился за эту мысль, как утопающий за спасательный круг, и через минуту посыльный проводил Кинглея на пароход, где в трюме работал Петров. В ожидании Джона туристы выкурили по сигарете, затем по второй, а Кинглей будто провалился. Наконец он вылез на причал, красный, как помидор, в распахнутом пиджаке и сбитой на затылок шляпе.
— Хэлло, Джон! — хохотали туристы. Похоже, вы там боксировали?
— Хуже, черт подери! — ответил Кинглей. — У этого Петрова заболел напарник. Он попросил помочь. Что ж, в конце концов докер должен помогать докеру. Но этот парень берет по два мешка сахара, как два апельсина. И я выглядел рядом с ним, как новичок в трюме. Потом этот Петров поднялся в кабину крана и управлял им не хуже механика. Да-а, это настоящий докер, и доска, эта, как ее... почета, тоже правильная.
Матрос туристского теплохода Мустафа Усман упал в трюм и вывихнул руку. Теплоход стоял в советском порту, и парня отвезли в советскую больницу. Ночью ему вправили сустав, а утром он уже сидел в больничной столовой, всклокоченный и сердитый, и ждал завтрака.
На завтрак ему дали котлету и чай, как всем. Все стали есть, а Мустафа зашумел и отставил тарелку. Видит аллах, он не станет есть эту пищу. Чего он хочет?.. Все ждали, что Мустафа потребует суп из черепахи или жареной саранчи. Но — слава богу! — он попросил лишь чашку кофе и черную лепешку. Мустафа проглотил свой кофе и ушел довольный.
Незадолго до полудня к Мустафе пришла медсестра с блокнотиком, чтобы узнать, что он хочет заказать на обед. И Мустафа сказал: чашку кофе и черную лепешку.
— Опять?! — Медсестра вскинула брови в удивлении. Но что она могла сделать, если человек в самом деле ничего не хотел, кроме чашки кофе и черной лепешки?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Документальная история одной жизни