«Женщина - противоположность денди. Женщина испытывает голод - и хочет есть, испытывает жажду - и хочет пить... Великая заслуга! Женщина естественна, то есть омерзительна».

Впрочем, это могло быть эпатажем, призванным надежнее скрыть от людей подлинного Шарля Бодлера. Выкрашенные в зеленый цвет волосы, странного цвета и покроя камзолы, вызывающее поведение – все это не более, чем камуфляж. Более того, он сам распространял о себе самые скандальные слухи: о своем гомосексуализме, о том, что он – тайный полицейский агент… Добивался очередного общественного порицания и – едко высмеивал «ханжей и мещан».

Можно сказать, что Бодлер был духовным мазохистом: порицание и осуждение были ему необходимы, только так он чувствовал себя удовлетворенным и более или менее спокойным. Отсюда же и самоуничижительные, раболепные письма к матери, переполненные самобичеванием: уж лучше он припишет себе несуществующие грехи, чем будет осужден за образ жизни и мыслей.

Грезой Бодлера, навязчивой идеей, преследовавшей его всю жизнь, был образ мраморной женщины с бесстрастным взором. И чем грязнее были наслаждения, которым он предавался, тем необходимей ему было вызывать в своем воображении этот сверкающий образ. Возможно, это – образ матери, которую он не простил даже после того, как она овдовела.

Его роман с некой мадемуазель Дюпрэ, которую Бодлер осыпал любовными письмами, стал притчей во языцех для всего Парижа.  Едва они сблизились, поэт, как от чумы, бежал от ее страсти, поскольку жаждал… бесстрастия. Идеальна лишь та женщина, которая позволяет овладеть собой только и исключительно из глубочайшего равнодушия – квинтэссенция проститутки.

Но стремительно ухудшавшееся состояние здоровья положило конец «эротическим опытам»: к концу жизни Бодлер избегал даже смотреть на женщин, а в 1864 году, смертельно уставший от навязанной самому себе роли «денди», уехал в Бельгию, хотя испытывал настоящее отвращение к скучной и размеренной жизни «в этой огромной деревне». Там он тяжело заболел – и тут же в деталях описал мельчайшие симптомы своего недуга: наступает удушье, путаются мысли, возникает ощущение падения, кружится голова, появляются сильные головные боли, проступает холодный пот, наступает непреодолимая апатия. Почему-то Бодлер ни словом не упоминал о незалеченном толком сифилисе, хотя именно он мог быть основной причиной ухудшения здоровья. Рвота и головная боль стали его постоянными спутниками — без них не проходило ни дня.

3 апреля 1867 года Шарля за пьяную драку выставили из небольшого ресторанчика «Дьявол», где он бывал довольно часто. Избитый, слабый, он еле доковылял до церкви «Сан Пьер» и здесь, окончательно обессилев, упал на паперти.  Его окружили выходившие с вечерней службы прихожане, прибежал и хозяин ресторанчика, кляня себя за содеянное. Именно он заплатил проезжавшему извозчику и, бережно подстелив под голову несчастного Бодлера свой фартук, проводил его в близлежащую больницу «Св. Елизаветы».

Узнав о случившемся, мать Шарля примчалась в больницу и добилась перевода сына из переполненной общей палаты в дорогую гостиницу, с установлением за ним круглосуточного медицинского наблюдения.

Бодлер выглядел ужасающе — перекошенный рот, остановившийся взгляд, практически полная потеря возможности произносить слова. Болезнь прогрессировала, и уже через несколько недель он не мог формулировать мысли, часто погружался в прострацию, перестал покидать постель. Несмотря на то, что тело ещё продолжало сопротивляться, разум поэта угасал.

Мадам Опик перевезла умирающего сына в Париж, где он и скончался 31 августа в одной из небольших частных клиник, в возрасте сорока шести лет. Мать похоронила его на Монпарнасском кладбище, в одной могиле с генералом Опиком, надеясь хотя бы так примирить двух самых дорогих для нее людей, ушедших из жизни.  

Ирония судьбы заключается в том, что все, написанное Бодлером в течение последнего десятилетия жизни и значительно превосходящее по уровню «Цветы зла», было опубликовано уже после его смерти.  «Парижский сплин» и «Искусственный рай», а также два сборника статей об искусстве и литературе вышли в свет в 1878 году. За них издатели заплатили наследникам поэта тот самый вожделенный «колоссальный гонорар», которого Бодлер тщетно добивался при жизни.

Но в истории литературы он навсегда остался только автором «Цветов зла», предвестником и основателем символизма. Кстати, шесть запрещенных к печати стихов из этого сборника «получили помилование» лишь в 1949 году, когда такими стихами уже невозможно было не только шокировать, даже  просто удивить кого бы то ни было.

ПрОклятый поэт и его осужденные цветы… И он, и они расцвели слишком рано, чтобы быть понятыми и оцененными современниками. Зато потомки, стремясь «восстановить справедливость», сделали из психически нездорового человека мученика, а из его книги – икону.

Что ж, по мощам, как говорится, и елей.

P.S. Интересная деталь: в Брюсселе на авеню Алсенберг есть небольшой ресторан. Здесь не бывает туристов, но всегда полный аншлаг. Горожане ходят сюда вкусно поесть и полакомиться роскошным пивом «Вестмалле», которое ласково называют «Витамин». В ресторане ничего не изменилось с тех пор, как 150 лет назад за столиком у окна часто сиживал Шарль Бодлер. Здесь он не только пил свой «Витамин» (который тоже за 150 лет не изменился, поскольку это пиво много веков варят монахи), но и писал свои вирши.

Ресторан этот и сегодня называется «Дьявол».

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.