Октябрьские дни

Подъезжаем по Жуковской до Пушкинской, броневика уже не видно, ушел к бульвару; двигаемся за ним по Пушкинской. С балкона гостиницы «Бристоль» нам машут матросы, кричат что-то непонятное, но тревожное. Соображаем. Оставаться на углу, не двигаться по Пушкинской, да это и понятно - броневик возвратится, и наш грузовик будет для него великолепной мишенью, ведь, на нем пулеметы, нас обстреляют. Сворачиваем за угол, становимся по Жуковской рядом с синагогой. Ждем. Мгновение. Ровное пыхтение броневика издали напрягает мускулы. Броневик проезжает «Бристоль»... так-так-та-та-та-так-так-так… Матросы с балкона «Бристоля» обстреливают броневик из пулемета; броневик у нас на виду и мы начинаем стрелять. Ствол накален, руке горячо и после каждого выстрела выбрасываешь гильзу и кладешь новый патрон. Стреляем беспорядочно, не чувствуя боли в руках и в голове... У многих изо рта течет кровь, «берданка» дает при выстреле сильный отбой, приклад бьет по подбородку.

Зло гудит броневик, останавливается. Броневик отвечает по «Бристолю», не замечая нас, а затем замолкает.

Матросы пробираются по стенам, гуськом, - броневик молчит. Шофер броневика соскакивает, бежит, пытается прыгнуть в подвальное окно, за ним матрос с наганом в поднятой руке, - короткий шумный выстрел, и матрос возвращается к броневику.

Часть наших парней прыгают с грузовика, идут к броневику, вместе с матросами подходят вплотную - броня, отверстия закрыты.

Высокий матрос с лихорадочно сверкающими глазами ожесточенно колотит рукояткой «кольта» по броне, кричит, требует, чтобы вышли, обещает не расстреливать. - Молчание, затем с легким визгом отворяется броневая крышка.

Широкоплечий, приземистый матрос с крепко зажатой в руке шашкой становится на подножку. Из отверстия высовывается голова.

- Р-р-р-аз, мать твою... гадина, - шипит матрос.

Тело мертвого гайдамака вытаскивают на мостовую.

- Дальше вылазь!

Опять показывается с невидящими глазами голова. Удар прикладом по голове, и выволакивается следующий.

Остальных щадят, опрашивают, отнимают оружие.

Броневик наш. Матросы заканчивают дело.

Молодая полусотня, охранявшая в эти знаменательные дни штаб Красной гвардии и подступы к нему, засевшая на балконах и крышах прилегающих к штабу гвардии домов, получила свое боевое крещение и доказала, что носить звание красногвардейцев - она достойна.

- Где самый опасный пост? Я прошу меня поставить туда, - неоднократно беспокоят начальника пылкие, молодые красногвардейцы.

Марк Вигман, узнавший, что отходящий от штаба грузовик направляется к телефонной станции, чтобы выбить оттуда засевших гайдамаков, догоняет его, вскакивает, и вместе с небольшой группой красногвардейцев, в которой находился и товарищ Гимельфарб, отважно вступает в бой с гайдамаками, вооруженными пулеметом.

Кучка красногвардейцев с однозарядными «берданками» - против хорошо вооруженных гайдамаков. Находчивость тов. Гимельфарба, отвага и беспримерная храбрость ребят - победили. Победа была скорая и важная, но Марк Вигман, пораженный в обе ноги разрывными пулями гайдамацкой винтовки, на следующий день скончался, не теряя до последней минуты сознания и глубоко веря в правоту нашего дела.

Молодой рабочий, Алеша Златопольский, самоотверженно шедший в самые опасные места, также нашел свою раннюю смерть в эти бурные дни.

Молодая полусотня Красной гвардии не закончила этим своей деятельности. Одесские улицы видели ее и во вторых боях - через месяц, с такой же отвагой отстаивающей власть Советов. Часть ее, влившись в отряд Полупанова, выехала на бронепоезде пробиваться на север сквозь надвигавшуюся стену германских оккупантов.

Распыленная после прихода на Украину немцев, полусотня все же могла гордиться отдельными своими бойцами, с достоинством продолжающими свое дело в различных местах Украины и России.

Смертью храброго погиб на колчаковском фронте отважнейший товарищ Яша Озиранский; мученической смертью унесен был в могилу Петя Поляков, расстрелянный белогвардейцами за подпольную работу в Киеве в 1919 г.