Из раскрытых настежь ворот, со двора, по колено покрытого грязью и всяческими нечистотами, съезжала роскошно разодетая и осыпанная драгоценностями барыня в раззолоченном экипаже, который тащили шесть скверных кляч в грязной упряжи, с нечесанным лакеем на запятках.
- Ш-шагай дальше!
Вот уж и Каменный мост миновали, вон и Кадаши показались, а там и суконный двор, и проклятые полутемные фабричные палаты с маленькими, будто острожными, окошками, с духом сырым и затхлым, как в могиле, с деревянными ставнями, опостылевшими, словно каторжная цепь.
Когда всходили на фабричный двор, стоном застонали суконщики и подались назад: так пятится бык, ведомый на заклание.
На дворе суконщиков ждали хозяева.
- А ну-ка, п-принимай, г-господин купец, с-своих в-верно-п-подданных! - отнесся капитан Павлов к Болотину.
- Живо к станам! - бешено крикнул Болотин.
Никто не пошевелился. Уставя глаза в землю, хмуро молчали суконщики.
- Чего-ж ты, Болотин, спешишь, - раздался в тишине вкрадчивый и злой голос Бабкина - надо спервоначалу с дорогими гостями поздравствоваться...
Бабкин быстрыми, мелкими шажками подбежал к толпе фабричных и несколько раз поклонился им в пояс:
- Добро пожаловать, дорогие гости, сукины дети, псы вонючие, гады ползучие, паскуды чертовы, голь фабришная! А тебе, Терентий, - обратился он к стоявшему в переднем ряду молодому рослому суконщику с мужественным и мрачным лицом, - тебе особый поклон, особый привет, раб лукавый, гнида смердящая! Сто-ой, брат! - взвизгнул он вдруг, припомнив обиду. - Поубавят еще тебе лишних ноздрей, выгладят спину кнутом, обреют лоб, выжгут гербы на роже! Отгулял свое - и будя! Теперь на нашей улице праздник!
- Эй, отойди, хозяин, не вводи в грех, - спокойно и грозно молвил суконщик, поведя рукой с огромным кулаком в сторону Бабкина. Бабкин испугался страшно - аж побелел. Он проворно отбежал к капитану Павлову, судорожно вцепился цепкими своим;: пальцами в рукав его офицерского кафтана и завопил:
- Стреляйте в него, стреляйте!
Капитану Павлову вся эта возня прискучила. Он быстро выдрал свой рукав из когтей Бабкина и обнажил шпагу.
- Я п-покажу вам б-бесчнничать! Л-лупи п-прик-кладами! З-заго-няй в палаты! Жива-а!
В палаты суконщики пошли, но к станам не встали. Такой был у них уговор и блюли они его твердо.
В тот же день Болотин опять явился в Мануфактур-коллегию и подал новое от фабрикантов объявление о том, что суконщики, возвращенные полицией на фабрику, «упрямством своим к работе нейдут и чинятся им противны».
По прошествии немногого времени Мануфактур-коллегия, не найдя никаких средств, что чинить с ними, отнеслась к сенату и рекомендовала ему «всех непокорных, учини им наказание кнутом и вырезав ноздри, сослать в дальние города и в ссылку вечно, дабы прочие имели страх и впредь на подобные дела не дерзали».
Но сенат, не согласившись с мнением Мануфактур-коллегии, вынес 7 июля определение, по коему «десятого человека из упомянутых суконщиков бить кнутом, а после того, заковав в кандалы, сослать в каторжную работу, а остальных ослушников наказать плетьми и велеть ввесть в палаты и к работе принудить».
8 июля, в праздник казанской божией матери, на Большом суконном дворе наказывали фабричных кнутом и плетьми, заковывали в кандалы, и снаряжали в ссылку. Толпы любопытных сбежались из города и запрудили всю местность. Купцы с женами и детьми в праздничных одеждах глядели на казнь с высоты окрестных колоколен, хозяева Болотинской фабрики - с колокольни церкви Косьмы и Дамиана, коей были верными и тароватыми прихожанами.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.