В этом рассказе молодого писателя Ореста Ровинского изображается тот период антисоветского басмаческого движения в Средней Азии, когда оно, потеряв сочувствие широких масс туземного населения, начинает безудержно идти на убыль. Вожди басмаческого движения, поддерживаемые, главным образом, английским империализмом, ловко использовали в борьбе с советской властью тот религиозный фанатизм и ту исконную ненависть ко всему русскому, которая вкоренилась в сознание туземного населения в результате политики царскою правительства. Первым вождем этих империалистических банд был известный международный авантюрист Энвер - паша (убит в 1921 г. в бою под Бальджуаном). Уже теряя доверие масс, его преемники и их ставленники шли на любую авантюру, чтобы только затянуть резню и помешать молодым среднеазиатским республикам восстановить разрушенное хозяйство. Басмачество превратилось в разбойное движение и окончательно подорвало свой авторитет в народе. Летом 1926 г. последний значительный отряд басмачей, во главе со своим «вождем» Ибрагимом - беком (преемник Селим - паши), под пулями национальных добровольческих войск скрылся за границей Советской республики и рассеялся.

I

В ауле Шаршар необыкновенная ночь, какой жители аула не помнили уже давно. Рядом в двух верстах, в Лангаре, русские недавно поставили гарнизон, и смелый приезд Кара Исмата, который об этом узнал слишком поздно, чтобы переменить стоянку или ускакать обратно в горы, - сделал то, что в ауле его, Кара Исмата, приняли хорошо, а бай Гулистан на всех тропах, отходивших от аула, поставил дозоры из своих батраков, чтобы никто не потревожил отдых «гостей» неожиданным приездом, а в Лянгар послал своего взрослого сына: наблюдать за русским гарнизоном.

Такая встреча была сверх ожиданий, и Кара Исмат, впервые, после двухмесячных скитаний в горах, попавший, наконец, в населенный аул и сейчас видящий вокруг испуганную суету и старание угодить ему, был доволен аулом и невольной своей смелостью. Его только огорчало, что с ним были раненые и что, несмотря на ласку и внимательный уход которым окружили их в ауле женщины, они чувствовали себя очень плохо и некоторые, неприлично для его авторитета, бредили, истекая кровью.

Когда первое волнение улеглось, джигиты спрятали своих коней в саду, примыкавшем к мечети, а сами расположились бивуаком на молитвенной терраске. Там под густыми шапками карагача уже горел костер, на котором жители жарили целого барана.

Кара Исмат и Бабаджан, успевший проводить на тот свет одного раненого, пошли в мечеть.

В просторном, слабо освещенном помещении, с резным, мрачным от черноты потолком и еле заметными на стенах изречениями из Корана собралась и местная аристократия.

Мулла Хайрулло - аульский имам - пришел первым и сел на подушках посреди мечети. Это был седой старик, из - под нависших бровей которого смотрели века. Глаза острые, умные, цвета водорослей. Все движения его округленного тела рыхлы и неторопливы. На коленях неразлучная зеленая книга, в руках четки. Он сидел перед сандалом, в котором ярко тлела жаркая куча углей; вспыхивая, они обдавали его искрами, и он походил тогда на буддийского Вишну из Лхассы перед своим жертвенником. Лениво расспрашивая сидевшего напротив Кара Исмата о его прежней жизни в эмиграции, о здоровьи эмира, он особенно интересовался: кого и какими чинами и наградами пожаловал эмир этим летом и какие у него планы на будущее.

Рядом с ним сидел бай Гулистан, увядающе красивый, с тонкими подвижными чертами лица и большими маслянистыми глазами. Он был средних лет и в одежде, как и во всем, подражал Хайрулло. На нем был богато расшитый парчовый халат, и в руках янтарные четки.

Когда исчерпались вопросы муллы, Кара Исмат оживленно и подробно рассказал о своем налете на Каш - Булакский гарнизон и менее подробно о бое у пещеры и о роковой встрече с самолетом. Мулла внимательно его выслушал; он уже не перелистывал Корана, и лицо его все более становилось печальным.

- Каждый день украшается несчастием. Редеют войска, как листья в холод осени. Где Эквер? Где тысячные войска?

Отчаяние слышалось в этом глухом старческом шелесте.

- Вы посылали их в бой, благословляя на смерть; кому же лучше знать? - хмуро процедил Кара Исмат.

Тут что - то неожиданное случилось с Хайрулло: он весь ожил, подтянулся и стал строже. Глаза вдохновенно блеснули.

- Что ж пусть, пусть быстрее и быстрее вертится колесо наших несчастий, когда - нибудь - в прах! - он поднял руку и опустил ее. - Когда - нибудь не в одном Дарвазе проснется восстание, а во всем мусульманском мире, и не только против русских, а против всех. В Геджасе, Тавризе, Ираке и за запрещенной рекой - везде будет газават. Придет новый Махди, придет... Из магометанских народов, которых Европа разъединила границами и законами, создаст он одно государство, такое же великое, какими было государство Магомета. Это будет жданный великий праздник мусульманской весны...

- О, какое прекрасное время, какие чудесные мысли! - воскликнул Бабаджан, нелепо моргая агатовыми глазками. - Неблагодарный народ!

- Народ глуп, - уже равнодушно говорил Хайрулло, - он любит доверие, как дитя, радостно тянется к солнцу, а потом плачет, ослепленный им. Это неотвратимо; нам не нужно терять благоразумного терпения; время - хороший целитель.

Сказав это, Хайрулло стал конаться в одеждах, и через минуту в его руках оказался бережно свернутый лист бумаги.

- От эмира недавно получил. Позовите джигитов!

Гулистан поспешил к выходу.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.