Очень сильный муссон

В Веревкин| опубликовано в номере №41, ноябрь 1925
  • В закладки
  • Вставить в блог

- Ерунда. Какой-то муссон.

А теперь, когда муссон оказался сильнейшим штормягой из доброго, старого романа, я превратился в мокрого испуганного волчонка, да и то не морского.

Однако, кроме точных, как маятник, качаний внутренностей моего желудка никаких морских коварных признаков я не обнаружил. Точнее я твердо выяснил, что ужасно хочу жрать.

Дверь приоткрылась, и полная, небритая симпатичнейшая физиономия старшего воззрилась на меня и моего друга, лежавшего в первом этаже.

- Как насчет ила? Может колосники приготовить? А, ребятки?

Старший, вместе с креном борта, - до половины въехал в каюту, а в следующее мгновение откатился далеко назад.

- А может лучше колбаски или сырку? Иван Семеныч? Я попытался слезть, но плохо рассчитал - кубарем слетел со своей койки и растянулся на полу.

Каждая процедура, незаметная в обыденное спокойное время, приобрела значительность. Вымыть руки, вычистить зубы. Взять с полки зубную щетку или положить в мыльницу мыло. Малейшее движение требовало усилия. Иначе руки не попадали под струю воды из умывальника. Зубная щетка лезла в ноздрю и долго не хотела понимать, что зубы номером ниже, а на полке безопасная бритва угрожающе позвякивала и липла к пальцам, наводя на грустные размышления о смысле жизни.

А впереди еще все покрыто мраком неиспытанных ощущений: как-то - нужно раскланиваться с трапом. Очень ли будет разгневан моим невежеством и незнанием штормового этикета стакан чаю с лимоном. Или что скажет стул, вспомнит ли он те обиды, - грубые толчки, мое невнимание. Что-то будет?..

Вполне резво я покинул каюту и взглянул на палубу. Ливень кончился. С верхних палуб исчезли тенты, убрали вниз мелкую живность - кур и поросят. На спардэк - выселилась вся команда и тела плотной цепью лежали с надветренной стороны надстройки. В кубрики налило через иллюминаторы воды, а спать с закрытыми иллюминаторами - невозможно. Духота.

Горизонт - такой хороший, спокойный горизонт, похож на гигантский фарфоровый купол с нежными краями, соединяющими небо и океан - уступил место злым бешеным небоскребам. Острые седые языки волн кусали, свесившиеся косматые тучи.

Казалось, что нас чья-то гигантская рука зачерпнула ковшом, поставила этот ковш на примус и, вот, вода кипит, бесится, хочет убежать из плена, к себе в родной океан... А ковш тесный, маленький ковш, плотно закрыт пробкой из свирепых туч. Но куда бы мы ни попали, в семь аккуратно пробили шесть склянок, и я взял курс на кают-компанию твиндека. Первый большой переход по коридору показал, что не всегда гладкое место удобно дня быстрого и безболезненного движения.

Каждый шаг стоил огромных усилий. За спиной вырастал груз. Невидимыми лямками он прикреплялся к спине, а ровная чистая, просоленная ветрами и волнами палуба неожиданно горбилась, вспухала и превращалась в почти отвесное препятствие.

Тело готовилось к борьбе. Мускулы напрягались, фигура по отношению к полу продвигалась под углом в 45° и вдруг... отвесное препятствие неожиданно исчезало, развертывалась бездонная пропасть, я летел вниз и опять хлопался о горб палубы.

3

ГРАФИНЫ с водой стояли в углах дивана. Стулья лежали под столом. Завтрак был сервирован на буфете. Ближе к правому борту расположились, крепко сев на стуле старший помощник, второй механик, доктор, и руководитель практикантов, Иван Иваныч Эргарт или проще Иоганн Матыльда.

- Я извиняюсь!... - встретил меня густой бас второго механика, - я извиняюсь! куда вы спешите?!

Я, кажется, действительно немного торопился. В последнее мгновение, когда трап и борьба с ним приходили к концу и двери кают-компании были вот-вот рукой подать, крен влево отбросил меня назад, а правым креном меня вшибло с энергией пущенного пращей камня в открытые двери и - добродушный грохот хохота.

Я храбро подошел к буфету, налил стакан чаю и сделал тартинку с копченой колбасой. Да, с копченой колбасой! С той самой копченой колбасой, предки которой (честное слово) были подметками на прессованных подошвах дешевых ботинок американского треста «Джона В. Дугласса».

И если бы не сладкий хороший чай, то кусочки этой, извините меня, копченой колбасы восстановили бы перпендикуляр между моей глоткой и чем-то помещающимся много ниже.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 4-м номере читайте о знаменитом иконописце Андрее Рублеве, о творчестве одного из наших режиссеров-фронтовиков Григория Чухрая, о выдающемся писателе Жюле Верне, о жизни и творчестве выдающейся советской российской балерины Марии Семеновой, о трагической судьбе художника Михаила Соколова, создававшего свои произведения в сталинском лагере, о нашем гениальном ученом-практике Сергее Павловиче Корллеве, окончание детектива Наталии Солдатовой «Дурочка из переулочка» и многое другое.



Виджет Архива Смены