Медведев убрал зонды. Быстрыми движениями пинцета притронулся к нескольким точкам в ране, показывая ассистентам расположение сосудов. Ассистенты отнеслись к его объяснению по-разному. Высокий Голованов, который казался еще выше оттого, что свой белый колпак он надевал торчком— по-поварски,— смотрел с некоторой нетерпеливостью. Он уже не раз видел все это и умел сам различать в ране, где и что. Кроме того, ему предстояло сегодня делать вторую операцию, правда, под медведевским контролем. Голованов и тут был очень активен: споро помогал Медведеву, быстро подхватывая инструменты, и порою, может быть, незаметно для себя, делал что-то большее, нежели полагалось по ассистентскому штату. Тогда Медведев кратко говорил: «Не лезь...»
Третьим на операции работал Тетюцкий, палатный ординатор больной, невысокий и чуть мешковатый. Он и раньше был хирургом. Тетюцкий и прежде оперировал, правда, не в грудной клетке. А здесь почувствовал себя абсолютным новичком, потому что в грудной хирургии было все не так и все слишком быстро. Операция шла в высоком темпе, который происходил не просто от умения хирургов Мешалкина, Медведева, Францева или других, с кем Тетюцкому уже довелось встречаться в операционной, ассистируя или наблюдая... И не от нервозности был этот темп. Он был необходим, потому что работа шла в очень опасной зоне.
...Про Светович Тетюцкий знал все, что может знать палатный врач: и как она работала техником-топографом и как долгое время не чувствовала в себе ничего плохого (организм приспосабливался к пороку) и даже в техникуме бегала на соревнованиях. Но после родов Светович стала чувствовать себя все хуже и хуже, и тогда-то врачи нашли у нее эту странную гипертонию и послали на консультацию к специалисту по грудной хирургии... И еще Тетюцкий знал, что, не будь всей этой системы, отработанной и сложной, неизвестно, на каком бы этапе операцию пришлось бы оборвать...
Медведев перевязывает крупный сосуд. А давление в нем высокое. На таких операциях бывают кровотечения огромной силы и «темпа». Больного можно потерять за секунды. Но хирурги знают ход работы в деталях и научились планировать все заранее. Они ставят «заслоны», прикрывающие их от катастроф. Вот и сейчас Медведев «подстрахован». Каждую брошенную в таз салфетку, хоть чуть смоченную кровью, операционные санитарки подбирают, взвешивают и сообщают анестезиологам, сколько крови потеряно за прошедшие минуты. А в ногах больной еще до начала операции были поставлены и соединены с одной из вен и с одной из артерий системы для переливания крови. И на каждую каплю, потерянную Светович на столе, приходится ровно капля, перелитая ей из больших флаконов, на которых аккуратным круглым почерком, почему-то во всех городах одинаковым, были написаны фамилия человека, давшего для Светович свою кровь, и прочие необходимые сведения.
Если бы началось сильное кровотечение, анестезиологи мгновенно возместили бы потерянную кровь... Это все Тетюцкий знает твердо. И старается, хоть и не все еще выходит, вжиться в ритм, в котором двигаются руки Медведева, Голованова, руки операционной сестры, наркотизаторов и физиологов. У второго ассистента работы меньше: он поддерживает изогнутые металлические «зеркала» и осушает рану салфетками, зажатыми в лапках инструментов.
Медведев подал Тетюцкому концы шелковых нитей, сказав хмуро: «Держи и дергай... А то была Светович и не будет Светович». Под аорту выше и ниже сужения и под крупнейшую из видимых в ране артерию он подвел резиновые трубки-держалки и наложил зажимы. Начиналось самое главное. Медведев сказал громко:
— Внимание!.. Пережата подключичная!..— Он свел планки зажима.— Пережата аорта!.. Время!..— Анестезиолог включил часы, установленные на наркозном аппарате, и они затикали на всю операционную. Правда, тотчас тиканье перекрылось жужжанием самописцев. Бородатый физиолог сказал:
— Давление на бедренной — тридцать.
Медведев взял у сестры гофрированную лавсановую трубку. Примерил к аорте, быстро пересек аорту выше и ниже сужения, положил удаленный изуродованный участок на столик операционной сестры, аккуратно обровнял топорщившиеся концы сосуда и стал пришивать протез. Он шил черной нейлоновой нитью, впаянной на концах в две очень тонких иголки. Черная нить очень четко виднелась. Медведев мог работать любой из этих двух игл. Он шил точно и не торопясь, хотя аппараты время от времени выключали, и снова становилось слышно громкое тиканье часов.
Опять интенсивно и неслышно заработали анестезиологи — измеряли давление, следили за энцефалограммой. Были пережаты важнейшие сосуды. Мозг питался за счет одной лишь сонной артерии, отходившей от аорты выше места пережатия. Давление на этой сонной артерии выросло. Ровина приготовилась ввести арфонад — препарат, понижающий давление, если оно станет критически высоким. У нее все было готово, она могла сделать это в любую минуту.
А Медведев все шил и шил, аккуратно сводя края лавсанового протеза с обрезанными краями аорты.
Ярко светила большая бестеневая лампа над операционным столом. Лучи ее фокусировались точно в месте, где работали сейчас руки Медведева. Все сконцентрировалось там, где черная нить скрепляла лавсановую гофру со стенкой сосуда.
Когда верхний конец протеза был сшит с аортой, Медведев зажал инструментом свободный конец и стал осторожно развинчивать зажимы на сосудах. Протез наполнился и покраснел. Сквозь ткань его стала просачиваться кровь, вместе с нею выходили и пузырьки воздуха. Это шло «формирование протеза», он должен был пропитаться кровью, которая склеивала нити лавсана, делая стенки сосуда плотными и непроницаемыми.
Ассистенты осторожно осушали рану, санитарка уносила мокрые салфетки в предоперационную, на весы. Анестезиолог Ровина распечатала новый флакон донорской крови.
Кровь перестала просачиваться через лавсан, Медведев пережал протез и стал сшивать второй его конец с нижним отрезком аорты. Когда он закончил, послышался голос Власова:
— До включения протеза померить?
— Да... Аорта выше протеза... Пишет? — Медведев взял иглу.
— Пишет.
— Включаю кровоток...
Он снял все зажимы и тотчас лавсановая, теперь уже не бледно-розовая, а красная, лоснящаяся, труба вздыбилась.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.