Обыкновенная история

- Нет.

Скрипнули двери, и в сарае остро блеснули звезды.

... Это было сумбурное письмо, полное противоречий. Из страниц, где беспокойно метались строчки, глядело на Оську лицо, перекошенное обидой и страхом. Катя не писала, а словно кричала все то, что не успела сказать при встрече. Она рассказывала обо всех своих мучениях, о вечеринке, обвиняла его - Оську, ячейку, Андронникова, потом опять Оську, потом опять ячейку и в конце письма неожиданно стала винить во всех невзгодах себя.

«... Ты никогда не услышишь больше от меня ни одного упрека, - писала она, - я сознаю, что вела себя, как слякоть... Мне совестно за нюни, которые я распустила. Я ведь хорошо понимаю, что наша эпоха требует больших личных самоограничений...»

Оська прочитал письмо. Оно его обожгло. Он вертел его в руках, словно живое. Снова стал перечитывать.

«... Наша эпоха требует больших личных самоограничений...»

«Самоограничений? Пожалуй... Но почему личных? Как понимает Катя «личные самоограничения»? Не путает ли она их с бытовыми самоограничениями? Конечно наша эпоха суровая, почти военная. Это - не стоячая, тихая, келейная жизнь дореволюционных семей... Но ведь эта эпоха как раз и является эпохой такого полнокровного расцвета личности, какого не было еще в истории человечества, какого нет пока больше ни на одном клочке планеты! Личность свою я, Катя, каждый ударник, большевик, комсомолец, рабочий, колхозник распахивает так широко и необъятно, как никогда, ни в какую эпоху. Каждый из нас - строитель социализма; на каждом посту всякий - строитель социализма. Это и есть самое полное, самое радостное, самое неограниченное проявление себя как творческой личности. Борьба, строительство, жизнь огромного коллектива - это я, это - мое, это - папы личная жизнь. Катя - хозяйка не 10 аршин своей тесной жилплощади, Катя - хозяйка и строитель нового земного шара... Весь земной шар - ее личная жизнь!...»

Оська вскочил с чурбана и возбужденно зашагал по сараю.

... Она ругает себя слякотью. Нет, она не слякоть! Зачем она себя путает, зачем она оправдывает то, что мы не должны оправдывать? Мы и бытовые самоограничения не возводим в культ, в принцип. Мы бьемся за улучшение быта. Но не надо думать, что быт замыкается только инстинктом, потребностью питания, жилища, одежды и т. д.

Нет, Катька не слякоть! В том, что ее гнетет, в том что она убивается о больном Кольке, - в этом нет ничего зазорного. Разве это нюни? Идейная распущенность? Ничего подобного.

Оська задумался. В углу блестели лемеха плугов. Мигал взволнованно фонарь.

«... Скажите пожалуйста, - только ли дело в бытовой трагедии Кати... Ну и моей, допустим? У всякого - свое, это она права, Катюшка, каждого что - нибудь сверлит...»

Оська задумался. В углу блестели лемеха плугов. Мигал ресницами фонарь. В сарае пахло рогожами. С овражка доносились гармонный рев и сочный девичий голос.

... При капитализме это неизбежно, - отвечал сам себе Оська, - фатально! Бились от колыбели до гроба - просвета нет... Человек человеку - волк!

Личная трагедия, душевная тяжесть... Обязаны ли мы этим интересоваться? Личное горе - на то и «личное», что окружению нечего с ним возиться. Подумаешь, какие сантименты!

Сантименты? Нет! Обязаны интересоваться. Жизнь коллектива - моя личная жизнь в большом смысле этого слова. Значит, моя маленькая личная жизнь - жизнь коллектива.

Мать, у которой болен ребенок, не может не страдать, не рваться к нему. Это - факт, а от фактов большевик в кусты не прячется.

Мать страдает. Какого рода этот факт? Такого, что он понижает силу рабочей сосредоточенности, отвлекает человека, снижает его боеспособность.

Этот факт не делает Катю - большевичку, бойца, коммунистку, ударницу - способной на дезертирство. Нужно будет - все равно Катя отдаст жизнь за коммунизм! Но это снижает ее работоспособность.

А значит мы обязаны интересоваться «личным горем» каждого члена коллектива. Это - не личное горе чужака, не личное горе анти - общественника, мещанина. Это - личное горе Кати, пролетария, бойца. Мы обязаны подумать, чем мы можем ей помочь, как снять с нее гирю, которая мешает ей полнокровно жить, работать.