- «... И как старательно они прячутся за своими занавесками, чтобы не видеть и не быть видимыми...» - захлебывался Скворцов.
Катю охватило вдруг отвращение. «Уйти. Сейчас же уйти. Это он Скворцов, это они прячутся за занавесками. Тагор! Кагор ему нужен, а не Тагор... Трепло... Паразит...»
- «... Удивительно, как еще дни не придумали драповых одеял для прикрытия цветников и не соорудили навесов для защиты от лунного света» - декламировал Скворцов, покачиваясь, упиваясь звуками своего собственного голоса.
Отвращение сменил страх.
«Что я наделала? - думала Катя. - Дрянь...»
Она вскочила и заметалась по комнате, разыскивая пальто. В углу истерически смеялась Мушка. Эдди пела, покачиваясь:
«Плачет старое небо,
Мочит дождь обезьянку.....»
Пиявка схватил Катю за руку, мямлил пьяно:
- Я вас научу танцевать, дорогая.
Она оттолкнула его с силой и выбежала в коридор, потом на лестницу. От стыда у нее горели уши.
Она бежала по улице, прыгая через лужи, о которых плескалась рыжая луна. Ей казалось, что за ней мчится что - то мерзкое, липкое, отвратительное - тысячи крыс или лягушек.
Оська в третий раз осматривал сеялки. Они стояли в сарае рядком - светлые и ладные, словно именинницы. Полевод Тимофей Тимофеевич светил фонарем, низко наклонял лицо над каждой сеялкой и щелкал языком!
Оська опять подумал о письме, которое ему перед тем принесли. На конверте был почерк Кати.
- Тимофеич, вот что... Ты иди. Я сам запру. Фонарь оставь. Я тут почитаю...
Тимофей Тимофеевич медленно поставил фонарь на пол. В дверях он обернулся и спросил, улыбаясь:
- От хозяйки, письмо - то?
- Да, - ответил Оська, разрывая конверт.
- Так ты не забудь шорникам сказать...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.