Хлебный вредитель - личность давно установленная и определенная. Какой - нибудь вдрызг скопмрометированный и антиобщественный суслик механически продолжает свое дело, пока мощная рука Авиахима не остановит его.

Но не родился, очевидно, еще тот Авиахим. который бы мог повести решительную борьбу с книжным вредителем. Книжный вредитель плодится и множится независимо от времени года. Он сознает свое превосходство над сусликом и полевой мышью и не меньше их любит свою стихию. Правда, эта любовь несколько напоминает любовь жителей Сенегала или обитателей Центральной Африки... к детям. - Люблю ребят, - мысленно говорит какой - нибудь сенегалец, с аппетитом уплетая слегка поджаренную сочную ножку какого - нибудь африканского Васи или Пети.

Вредитель знает пользу книги и любит ее. И он, прав, чорт побери! Кто - нибудь другой, не имеющий понятия о ценности книги как таковой, начал бы возиться над починкой трехногого стула или просто выбросил бы его на помойку за ненадобностью. Но совершенно иначе поступает опытный, честный и квалифицированный вредитель. Он любит во всем научное основание. Карл Маркс чего - нибудь да стоит.

Во время принятия прозаической и грубое физической пищи вредитель ни на одну секунду не забывает о более насущном «духовном» хлебе. И, удачно комбинируя оба восприятия, достигает превосходных результатов.

Вредитель не лишен чувства изящного. Он внимательно следит за «изящной жизнью». Пусть его жилище бедно и убого... но и тут ему на помощь приходит наука и беллетристика. Правда, неособенно «увязаны» и «согласованы» висящие на стене образцы вредительской эстетики, добытые непосредственно из книги. Турбины будущего Днепростроя никак не хотят примириться с макетом последней постановки в Камерном театре, а племенной «симментальский» бык - производитель выглядит почти чужим рядом с портретом народной артистки Неждановой. Но это не смущает вредителя. Важно одно: книги использованы на сто процентов... и вредитель временно удовлетворен. Какой непосредственностью и простотой дышат искренние заметки вредителя на полях книги. А огорошенному историку будущего представятся примерно такие незабываемые положения:

«... И недаром так называемые «демократические» вожди «упорно твердят, что... Танька теперь гуляете рыжим Сережкой... Ну, и пусть пошлю их на...»

На этом месте у вредителя заговаривает совесть и он добавляет более точный адрес, чтобы не дать волн разгулявшемуся воображению следующего читателя.

«пошлю их на... все четыре стороны».

Отрывок из древней истории после вредительских комментариев выглядит, примерно, так:

... «И когда Цезарь переходил через Рубикон», он оказал римскому Сенату... вчера в «Баварии» выдул три пары, задолжал Ваське рупь...»

Очевидно, много еще неисследованного в истории древних, и Юлий Цезарь вовсе уже не такой герой и трезвенник, каким удачно прикидывался два последние тысячелетия.

И политграмота подверглась краткой, но вразумительной переработке.

«Все мы должны помнить слова вождя... отдам в среду - катись колбасой»!

Вредитель искренно и честно любит книгу. Он, действительно, гвоздя не может забить без помощи науки. Жуковский, Толстой или Бабель - ему безразлично, лишь бы переплет твердый.

Однако, размеры настоящей заметки грозят выйти за пределы допустимого, а содержание может превратиться в сплошную апологию вредителя. Мы с самого начала хотели опозорить, заклеймить вредителя, а выходит сплошная похвала. У него, дескать, и вкус, и близость к науке, и чувство изящного, и проч.

Кто же может сказать истину? Ах, если бы сама книга, побывавшая в руках у вредителя, могла заговорить. Но где уж ей? Видали вы когда - нибудь покойника, извлеченного для вскрытия после трехмесячного пребывания в могиле? Очень похоже...

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.