Старик отвязал веревку от прикола и оглянулся. Никто не шел почему - то к лодке.

Рыбаки расступились, в середине образовавшегося прохода стоял, опустив голову, Михаил. Постояв еще с минуту, он направился к Нядьге. Молодой рыбак шел так медленно, как будто ноги его увязали в глубоком снегу. Подойдя к старику вплотную, он, не поднимая глаз, сказал:

- Комсомольцы говорят, я у тебя прощения должен просить. Осудили мое поведение.

- А ты? - опросил комсорг. Михаил дернул головой и не ответил.

- А ты сам? - настойчиво повторил Григорий.

- Я... тоже... осуждаю, - выдавил из себя Михаил.

Нядьга добродушно махнул рукой. Все облегченно вздохнули, зашумели и начали рассаживаться в кунгасы.

Нядьга, сидевший у руля, повел кунгас в открытое море, круто забирая вправо. Гребцы, не жалея сил, налегали на весла. Вдруг Петя заволновался; он то пристально всматривался куда - то вдаль, то быстро что - то шептал деду на ухо. Все стали смотреть туда же, куда и Петя. Далеко по носу лодки на воде что - то чернело, будто плавали какие - то доски. Скоро всем стало ясно, что именно к ним Нядьга и вел кунгас.

Теперь не только Петя, но и старик не отрывал глаз от спокойно покачивающегося на волнах деревянного сооружения. Подошли ближе.

Доски не покачивались на волнах, как это казалось издали, а подпрыгивали, как будто кто - то дергал их. Мгновение спустя рядом с досками всплыло большое темное тело нерпы. Схваченная сетью, она металась во все стороны, но уйти не могла. Видимо, заметив приближавшийся кунгас, она скрылась под водой. Гребцы подвели кунгас совсем близко к ловушке. Это была грубо сколоченная из толстых досок рама с решетчатыми дверцами.

Заксор с восхищением рассматривал это сооружение. Он уже все понял. До чего же просто, а ведь никто, кроме Нядьги, до сих пор не додумался до этого! Сколько раз весной и поздней осенью все видели, как нерпы забираются отдыхать на плавучие льдины! Ловушка тоже кажется нерпе льдиной. Как только зверь забирается на раму, легкие, свободно плавающие на воде дверцы погружаются под тяжестью туши, и нерпа проваливается в мешок из дели, прикрепленный снизу.

Чтобы нерпа не могла открыть дверцы изнутри, сверху были прибиты две планки. А чтобы ловушку не унесло, Нядьга укрепил ее на двух якорях.

Кунгас подвели кормой вплотную к ловушке, и Нядьга, перегнувшись через борт, стал подтягивать сеть. Вода в ней так и забурлила. Нерпа снова забилась, пытаясь освободиться. Теперь уже несколько человек помогали старику. Нерпа, опутанная сетью и подведенная к самому борту, вдруг подняла голову. Старик с необыкновенным проворством сильно ударил ее по носу неизвестно откуда взявшейся колотушкой, нерпа громко фыркнула, по ее телу прошла короткая судорога, ласты растянулись во всю ширь. Зверь был мертв.

Так вот почему у всех убитых Нядьгой нерп разбиты носы! Поставить раму на ребро, открыть дверцы и вывалить тушу в кунгас было для сильных рук рыбаков сущим пустяком.

Пока были заняты делом, все молчали, но как только лоснящаяся мокрая туша тяжело легла на дно кунгаса, в лодке сразу стало шумно. Рыбаки наперебой хвалили Нядьгу.

- Хороший ты охотник, Нядьга, - сказал Заксор, - в тайге был хороший и на море не хуже оказался. Ведь никто не догадался, что на нерпу, как на таежного зверя, можно ловушки ставить, один ты додумался.

Но старый Нядьга не любил хвастать. Он сказал:

- Однако не совсем я додумался.

И в самом деле, про ловушки на нерп Нядьга слыхал от орочонов. Еще в прошлом году он подружился со старым орочоном Сигактой. Встретились они в тайге. Старики остановились, дружелюбно улыбаясь, а как заговорить, чтобы понять друг друга, не знали. Нядьге хотелось объяснить, что он приехал с Амура морем, он ткнул себя в грудь и загудел, как пароход. Орочон даже перестал улыбаться, стараясь понять, что говорит этот новый человек. Потом он снова заулыбался: оказывается, приезжий - охотник на оленей, иначе зачем бы он кричал, как олень; верно, он хочет знать, водятся ли тут олени. Ну как же, олени здесь есть. Чтобы показать, что орочонам хорошо знакомы повадки этого зверя, Сигакта принялся изображать, как дерутся весной самцы из - за самки. Теперь задумался Нядьга. Здешний охотник, видно, боится, что нанайцы будут обижать орочон. Надо поскорее объяснить, что нанайцы - советские люди, что они хотят жить в мире со всеми, кто честно трудится. Но объяснить это одними только жестами оказалось невозможно. В растерянности Нядьга невольно проговорил вслух:

- Какими же это словами сказать... Орочон очень удивился.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• …
• 3
• 4
• 5
• 6
• 7
• 8
• 9
• 10
• 11
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.