Почти пятнадцать метров туда. Столько же обратно. И с обеих сторон все в движении. Крутятся валики, бегут приводные ремни, с бешеной скоростью вращаются веретена, стремительно льется вниз поток пряжи. А над всем этим медленно и солидно поворачиваются гигантские катушки — бобины с ровницей. Нина быстро идет вдоль машины. Вот она остановилась. Значит, обрыв. Несколько коротких, скупых движений. Прижать коленом клапан, чтобы остановилось веретено, подцепить конец оборвавшейся нити, продеть в кольцо…

Нина идет дальше, маленькая, худенькая, как девочка. Подружки подтрунивают над ней: «Не дай бог, кто приезжий тебя в ночную смену увидит, скажет, закон на фабрике нарушают, подростков в ночь ставят...»

Уже который день я прихожу сюда, на клинцовскую фабрику имени Ленина. Смотрю, как работает Нина Кузьмина, разговариваю с людьми.

...Систематически перевыполняет норму... Семилетний план закончила на четыре месяца раньше срока... Выработала дополнительно пять тонн высококачественной пряжи... Ей присвоено звание лучшей прядильщицы... Она ударник коммунистического труда... Ее портрет — на городской доске почета...

И все-таки это не дает ответа на вопрос: почему? Почему именно Нину Кузьмину, 25-летнюю прядильщицу с фабрики имени Ленина, назвали люди своим депутатом? Ведь на той же фабрике десятки людей получили звание лучшего работника своей профессии. В городе сотни ударников коммунистического труда. И с доски почета смотрят на меня десятки лиц.

Я ожидала встретить знатного передовика, известного в городе человека, опытного общественника, возможно, даже Героя Социалистического Труда...

А увидела застенчивую молодую женщину, никогда не выезжавшую из родных Клинцов. И общественные посты ее скромны: профорг группы, член цехкома профсоюза. И наград она пока никаких не имеет. И в президиумах до этого ни разу не сиживала, и на трибуне волнуется.

Разрывая монотонный шум цеха, проревел гудок. Перерыв. Девушки останавливают машины, вытаскивают из бункеров пошедшую в брак ровницу — мягкую, пушистую, как вата. Хохоча, толкаясь, устраиваются на ней отдыхать, как на подушках. Все они чем-то друг на друга похожи. Затянутые над бровями пестрые косынки. Черные передники с большими карманами. И руки, перепачканные маслом, чуткие, ловкие руки прядильщиц.

Я вижу Нину, которая уютно устроилась у стенки в кругу девчат. И вдруг со всей отчетливостью понимаю, что обрекла бы себя на неудачу, стараясь найти в Нининой биографии какие-то внешне особенные события, а в ее характере — исключительные черты. Она вроде бы обыкновенная. Такая же, как эти девчата. Типичная, если угодно. Да и судьба ее такая же, как у них. В этом и сложность, в этом, наверное, и надо искать ответ на вопрос: почему?

...На собрание, где выдвигали кандидатов в депутаты Верховного Совета СССР, Мария Демьяновна пришла заранее, уселась поудобнее, оглядывая ряды. Почти все лица знакомые: шутка ли, тридцать с лишним лет, и все на этой фабрике.

Сначала Гагарина назвали — хлопали все долго.

А потом начальник цеха Иван Тарасович Земляков на трибуну поднялся — вторую кандидатуру выдвигать. Слушает Мария Демьяновна: интересно, кто чести удостоится рядом с таким героем названным быть!

И вдруг — ушам своим не поверила: батюшки, Нинка! Доченька!

Пришла домой — и в слезы:

— Видел бы Гриша, какая дочка у нас выросла!

...В первые дни войны стал солдатом рабочий человек Григорий Рымарев. Осталась дома молодая жена с двумя детьми на руках. Сыну четыре года, дочке четыре месяца.

Солдату не пришлось вернуться домой...

Нина училась в пятом классе, когда мать однажды привела ее на фабрику. В душе помыться. А уж заодно цех показать. Подвела к своей машине.

— Вот здесь я и работаю. Собралась уходить, а Нина за рукав тянет:

— Пойдем еще посмотрим. Работницы посмеялись:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.