Солидный главбух с солидным портфелем шествовал по бульвару, блистая очками и портфельными застёжками. Главбух был доволен собой и погожим осенним днём. Вдруг он увидел возмутительную картину: какой - то юноша сорвал с газетной витрины почти половину газеты и побежал.
- Стой! - свирепо закричал главбух и преградил ему путь. Очки и портфельные застёжки метали молнии. - Ты что это, а? Что делаешь?
Собралась толпа. Появился милиционер. Юноша пытался оправдываться растерянно и бессвязно.
- Я же Банников! Михаил Банников, понимаете?..
Миша Банников был влюблён в Клавочку Пузырькову. Год назад, отправляясь на фронт, он к ней зашёл попрощаться. Клавочка не баловала Мишу надеждами на взаимность. Но когда с девушкой прощается юноша, уже туго перетянутый солдатским ремнём и в пилотке, лихо сдвинутой набекрень, может ли девичье сердце не дрогнуть.
Миша учёл обстановку и закинул удочку в будущее.
- Если я останусь живым, - сказал он, - могу я питать надежды?
- А почему бы и нет? - ответила Клавочка с многообещающей улыбкой. - Впрочем, ты вероятно, вернёшься героем, грудь в орденах, на меня и не взглянешь...
- Что ты, что ты! - испуганно замахал Миша руками.
И вот наднях Миша Банников снова предстал перед Клавочкой Пузырьковой. Она взглянула на его грудь. Увы, на гимнастёрке не было ничего, кроме карманов! Оказалось, что Миша был ездовым, в атаки не ходил я вообще не совершал ничего выдающегося.
- А как тебя ранило? - спросила Клавочка. - При каких обстоятельствах?
- Ранило как? Тут, понимаешь, целая история... Возвращаюсь это я с переднего края. Задание выполнил, торопиться некуда, лошадок не гоню, жалею... А лошаденки были у меня, прямо скажу, героические! Уж на что в белорусских болотах была утопия - вытянули, не подкачали!.. Вятской породы лошадки. По экстерьеру - вроде меня, маленькие, но кругленькие, спина широкая, грудь богатырская... А по аллюру...
Но Клавочку лошади не интересовали.
- Я про тебя спрашиваю, - сказала она с досадой, - а ты мне про аллюры да экстерьеры... Меня интересует, как тебя ранило...
- Так я ж тебе про это самое и рассказываю... Еду я, значит, шагом. Слышу - немецкие свиньи захрюкали. Наблюдаю - к дороге, мерзавцы, пристреливаются. Приказываю сам себе - переменить аллюр. И вдруг, чуть не рядом - бабах! Лошадки мои карьером - через канаву! Я - в канаву! Хочу вскочить - нога не в порядке! «Tпpy - yl Тпру - у!...» - кричу из канавы... Где там! Кое - как выбрался, иду, ковыляю, лошадок разыскиваю - нельзя же явиться в часть без коней, без повозки! Да и жалко лошадок - очень уж героические. Вятка - это не то, что, скажем, битюг. Конечно, битюг - лошадь мощная, не возражаю, но если насчёт аллюра...
- Опять аллюры! - Клавочка безнадёжно махнула рукой и, вдруг вспомнив о каких - то неотложных делах, заторопилась. - Забегай как - нибудь, - бросила она на прощанье, - поболтаем...
И Миша понял: зря он закидывал удочку в будущее.
Сегодня, проходя по бульвару, Миша остановился у газетной витрины. Его заинтересовала корреспонденция об одном бойце, случайно, но очень кстати попавшем на артиллерийский наблюдательный пункт. Наблюдатель оказался тяжело раненым, а момент был самый ответственный - враг начал атаку. Неизвестный боец занял место наблюдателя у телефонного аппарата и отлично корректировал стрельбу по вражеским танкам, бесстрашно оставаясь на посту до тех пор, пока не была отбита атака. Командование пыталось выяснить имя неизвестного героя, однако...
Конец у корреспонденции был оторван. Миша несколько огорчился, отошёл от витрины, сел на ближайшую скамейку и погрузился в догадки - что же, всё - таки, могло следовать за этим «однако»?.. Он не заметил, как у той же газетной витрины остановилась Клавочка. Она тоже прочитала корреспондецию о неизвестном герое, но отсутствие конца её, видимо, не расстроило.
Тут она заметила Мишу, и под села к нему.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.