Лес всегда был верным другом русских людей, их кормильцем, надежной защитой от многочисленных врагов. Дары леса сопровождали человека на протяжении всего жизненного пути — от лубяной зыбки и резной игрушки до смертной кончины, олицетворением которой были могильный крест да гробовая доска. Самое насущное в крестьянском быту: изба, изгородь, сани, соха, прялка, лапти, ложка, кадка, ткацкий станок, веник, деготь, пряничная доска — все это щедрая дань, взимаемая народом с необъятного зеленого океана.

И, конечно, народные ремесла, связанные с деревом, получили с глубочайших древних времен самое широкое распространение по всей стране. Расчистив поляну, человек начинал строить избу. Он был не только плотником, но и архитектором. Мало дошло до нас замечательных старинных деревянных сооружений: они гибли от частых пожаров и довольно-таки регулярных военных лихолетий.

Сохранился редчайший памятник народной резьбы — так называемый Людогощенский крест двенадцатого века. На одной из недавних выставок в демонстрационном зале на Кузнецком мосту москвичи его видели. Он весь покрыт резьбой. В кружках безызвестные мастера сделали сюжетные изображения. Фигуры святых поразительно напоминают мужиков новгородских, пахавших землю, шумевших на вече, водивших корабли по студеным морям. Резчики изобразили множество бытовых подробностей — кольчуги, конскую сбрую, быстроногих лошадей.

Богатое и разнообразное народное зодчество особенно интересно крестьянскими избами и амбарами.

Я переношусь мысленно в пору детства. Мы едем на лодке по широкой деревенской улице. Повсюду вода — холодная, стального цвета, покрытая солнечными весенними бликами. Наш путь от избы до избы, как от пристани до пристани. Перед глазами картины — одна диковиннее другой. Разгулявшаяся щука сиганула на крыльцо бревенчатой бани, сделала головокружительное сальто-мортале и исчезла в волнах. Мальчик, сидя на теплой лежанке у открытого окна, ловит удочкой рыбу. На синеватой льдине мимо амбаров, к радости ребятишек, с невозмутимым спокойствием плывет серый заяц... Где мы? Уж не сон ли грезится мне? Нет, все явь. Наша завозня — так именуют в здешних местах большую лодку — совершает свое путешествие по улицам села Малые Вежи, где до наших дней дожили постройки на сваях, редчайшие в своем роде, если не единственные в стране, памятники народной архитектуры. Малые Вежи и их жителя — доброго деда Мазая — увековечил в своей поэме Некрасов, в произведении, которое все мы заучиваем на память с детства. Любуясь во время охоты вешним разливом в болотистом, низменном крае под Костромой, поэт назвал Малые Вежи «русской Венецией».

На нас особенное впечатление производила, помнится, деревянная церковь, поставленная на дубовые сваи, построенная, как говорили, без единого гвоздя. Суровая северная красота была запечатлена в облике деревянного храма-терема, поблескивавшего на солнце одинокой главной, что венчала островерхую кровлю. Внешний вид церкви удивительно соответствовал тому, что нас окружало. Она, церковка, была родной этим лесам и озерам, неяркой, чуть приглушенной гамме разлива, она словно перекликалась с сероватыми облаками, что ветер уносил в сторону Костромы. Построенная после изгнания польских интервентов из волжского края, церковь напоминала землякам Ивана Сусанина о ратных подвигах русских людей.

Народная талантливость проявилась в бесконечно разнообразных видах резьбы и росписи по дереву. Наверное, каждому приходилось, бывая в сельской местности, видеть резные доски, украшающие строения; с помощью самых нехитрых инструментов — топора, ножа и стамески — люди создавали причудливые украшения. Под «лаской вкрадчивой резца» мертвая, «слепая» доска оживала.

На подоконных подзорах крестьяне любили изображать полудев-полурыб, сказочных речных существ. Эти русские нимфы в разных местах назывались по-разному: сирены, берегини, русалки. На средней Волге их звали «фараонками», так как считали их египтянками, превратившимися в полурыб при бегстве из Египта и утонувшими в Красном море. Очень любили крестьяне изображать львов, диковинных птиц, коней, сказочные цветы и растения.

Один из самобытных видов народного искусства — роспись по дереву и бересте. Те, кто живет в деревне, знают, что часто среди старых вещей можно найти расписную прялку, крышки сундуков, ендовы и солонки, а также берестяные туеса и лукошки. Передо мной две прялки — одна мезенская, другая северодвинская. Глядя на них, думаешь о том, как под рукой умельца-художника орудия производства превращались в произведения искусства. На мезенскую прялку нанесены узоры из растительных мотивов, условные изображения скачущих коней. Языческими поверьями веет от таинственных символов. Весельем, радостью, жизнелюбием отличается роспись другой прялки, бросаются в глаза красные, желтые, зеленые цвета. За прялкой женщина проводила долгие часы, и затейливый узор, наводящий на раздумья, скрашивал часы однообразного труда.

Какие изумительные вещи делали народные умельцы, можно судить по изделиям, собранным в Загорском музее-заповеднике.

Любимый герой русских сказок — Михайло Иванович Топтыгин, Мишка-медведь. Каких только приключений не бывало с этим неуклюжим обитателем наших лесов! В долгие зимние вечера или летом в ночном у костра рассказывали, как ехал медведь в одних санях с лисой и волком, как нанимался он плакать по старухе, как напугался кота в лесу, как ходил на липовой ноге... Словом, не перечислить забавных историй о косолапом звере. Их охотно изображают в скульптурных сценках мастера-игрушечники.

Нередко раньше в Загорске и его окрестностях делались игрушки, не лишенные сатирической соли. Игрушечники близко наблюдали быт монахов и не питали на этот счет никаких иллюзий. Иногда умельцы делали такие фигурки, что им не находилось места в монастырской лавочке, где красовались вырезанные из дерева библейские эпизоды или нравоучительные сценки.

Богородская игрушка постепенно приобрела широкое распространение. По всей России пошли гулять «игрушки с движением», показывающие забавные сценки рубки капусты, работы медведей в кузнице, лихие тройки. Повсюду потешались над фигурками щеголих, лихих гусаров, торговцев пирогами, пузатых купцов..

Ныне в Загорске и Богородском есть семьи, что занимаются поделкой игрушки из поколения в поколение. В это полезное и благородное дело внесла вклад прославленная династия Рыжовых, полтораста лет вырезавших игрушки. Выдающимся мастером был Андрей Пушкин, работавший одно время под руководством Н. Д. Бартрама и создавший ряд превосходных миниатюрных скульптур.

Самым крупным мастером-художником, выросшим в среде богородских и загорских резчиков, следует, пожалуй, считать Ивана Константиновича Стулова. Его работы многократно демонстрировались с неизменным успехом на выставках у нас и за рубежом, приобретены многими музеями. Я думаю, что главный герой стуловских произведений — смех, искреннее народное лукавство. Это не карикатура, не фельетон, а полная лучистого смеха комическая сказка, верная спутница народа. Смех — добрый признак. Смех — признак здоровья и силы.

Лучшее, что сотворил наш народ в области зодчества, в чем выразил свою талантливость, — это деревянный дворец в Коломенском под Москвой. Современники называли этот дворец «осьмым чудом света». Сооружение до наших дней не сохранилось. Макеты дворца, воспроизводящие этот удивительный памятник (разумеется, в миниатюре), есть в Москве и Лондоне.

Несколько слов об истории дворца. Осенью 1666 года застучали топоры в непроходимых муромских и брынских (то есть брянских) лесах. Не дожидаясь половодья на Оке, Угре и Жиздре, лучшую древесину лошадьми поволокли в столицу, на высокий коломенский берег. Весной, в первых числах мая, началось строительство летнего дворца. Работами, выражаясь современным языком, руководили «плотничный староста Сенька Петров и стрелец плотник Ивашка Михайлов». Терема с башенками, сенями и переходами, светлицами, чуланы, оружейные и стряпущие избушки, рундуки стрелецких караулов, церковки, спальни с потайными входами, мыльни, кладовые, бесчисленные крыльца сооружались с невиданной быстротою. Здания росли, словно грибы после дождя. Полноводная Москва-река едва успевала уносить щепу и стружку. Государевы плотники старались вовсю. К осени дворец был готов. Но главные работы были еще впереди.

Дворец — внутри и снаружи — было решено украсить резьбой, точеными фигурками, позолотой и рисунками. Со всей земли были собраны самые искусные резчики и художники, в частности те, кто уже трудился над украшением монастыря Новый Иерусалим на реке Истре. Резным делом, издавна любимым на Руси, занимался многоопытный мастер-монах Арсений, умелец и художник, знаток самых разнообразных орнаментов. Нам известны имена и «содругов» Арсения по хитрой работе — Клим Михайлов, Давид Павлов, Андрей Иванов, Герасим Окулов, Федор Минулаев. Обычно средневековье сохраняло лишь имена заказчиков-строителей, — имена мастеров оставались безвестными. Сооружение Коломенского дворца-сказки было таким почетным делом, что история сохранила фамилии тех, кто трудился топором, рубанком, пилами и «всякой столярной снастью». Под рунами мастеров дерево превращалось в певучую и бесконечную сказку. Карнизы, подзоры, наличники украшали дворец, словно кружевом.

Меж тем в Московию спешили заморские корабли. Они везли краски для росписи дворца и листовое золото для отделки стен.

Живописная артель во дворце трудилась «под главным смотрением» замечательного изографа семнадцатого столетия Симона Ушакова, сторонника «обмирщения» искусства, отстаивавшего реалистическую манеру письма, конечно, в том виде, в каком она понималась в его время.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.