Тринадцати лет мой отец попал в Стамбул. Моя мать также оказалась в Стамбуле еще в детском возрасте. Уже ради одного моего появления на свет они должны были совершить это путешествие, встретиться в Стамбуле и пожениться.

Поскольку у меня не было выбора, я появился на свет в отвратительное время: в 1915 году, на втором году первой мировой войны. И так как опять же у меня не было выбора, то неудачным оказалось не только время, но и место моего появления на свет: я родился по соседству от Стамбула — в Мраморном море, на Принцевых островах, где находятся виллы богатых семей Турции. Но богачи, как известно, целиком зависят от бедняков. Это и побудило моих родителей также избрать своим местожительством Принцевы острова. Если к вышесказанному еще добавить, что родился я зимним днем, в собачий мороз, то легко убедиться, что уже тогда все напасти мира ополчились против меня.

Древние спартанцы собственноручно убивали хилых и болезненных младенцев; в нашей стране природа и социальные условия заботятся о том, чтобы слабенькие дети жили не слишком долго. А если я упомяну, что четверо моих братьев умерли в раннем детстве, то читатель, несомненно, поверит в мое железное здоровье.

Еще в детстве стало ясно: из меня вырастет человек с чрезвычайно дурными наклонностями, ибо я десяти лет от роду вознамерился, да еще в такой стране, как Турция, стать... писателем. Мой отец потребовал выбросить всю эту белиберду из головы и поискать более приличную профессию. Но уже было поздно: я не мог не писать.

Мои дурные наклонности прогрессировали. Решив стать писателем, я поступил в школу, но в такую, в которой мне вместо ручки всучили в руки ружье. Чтобы хоть как-нибудь получить образование, мне, ребенку из неимущей семьи, не оставалось иного выхода, как подать заявление о приеме в военный интернат.

В 1937 году я стал офицером. В Турции каждый новоиспеченный офицер мнит себя Наполеоном. Эта наполеономания — весьма опасная и заразная болезнь. Первые симптомы недомогания выражаются в том, что заболевшие садятся перед развернутой картой, берут в руки красный карандаш и чертят на карте стрелы. Между двадцатью тремя и двадцатью четырьмя годами я также обычно по нескольку раз в день с помощью красного карандаша завоевывал мир. Впрочем, спустя два года наступило улучшение, а еще через восемь лет я навсегда распрощался с казармой.

Свою писательскую карьеру я начал со стихов. И поскольку в то время офицерам запрещалось печататься в журналах и газетах, я воспользовался женским псевдонимом. Женский псевдоним вскружил голову горячим любителям поэзии, и я получал пачки любовных писем. Если меня спрашивают, почему я больше не пишу стихов, я отвечаю, что у нас в Турции стихами не прославишься. Но, говоря откровенно, потому, что хорошие стихи мне не удаются.

Еще в детстве я мечтал своими произведениями исторгнуть у людей слезы, чтобы потрясенные до глубины души читатели безутешно разрыдались. Во исполнение этого замысла я написал однажды грустную историю и положил ее на стол главного редактора одной газеты, который тут же погрузился в чтение манускрипта. Но вместо ожидаемых слез на его лице заиграла улыбка, а немного погодя он разразился звонким смехом. Кошки заскребли у меня на сердце. Главный редактор между тем созвал в кабинет всех сотрудников и начал перечитывать рассказ. При этом они все вместе хохотали. Я покраснел до корней волос и приготовился улизнуть.

— Великолепно! — воскликнул в этот момент главный редактор. — Чрезвычайно удачный рассказ! Продолжайте в том же духе! Отныне мы ваши постоянные потребители.

Так началась моя карьера писателя-юмориста, и, как видите, мои дурные наклонности продолжали развиваться: я жаждал исторгнуть у людей слезы, а на деле вызывал у них смех. Впоследствии подобное случалось довольно часто. Я был вынужден печататься под многочисленными псевдонимами, что вызвало массовую путаницу и всевозможные недоразумения. Так, например, один мой рассказ, опубликованный под французской фамилией, попал в галльский отдел Антологии всемирного юмора.

За свои сочинения я пять с половиной лет провел в тюрьме. В камерах, в которых сходятся оригинальнейшие люди, я многому научился. Сатира на египетского короля Фарука и на ныне царствующего персидского шаха обеспечила мне шесть месяцев тюрьмы. И так как я отказался просить у шаха прощения, я отсидел весь положенный срок.

Лишь начиная с 1956 года, после того как на Международном конкурсе сатириков в Риме я завоевал первый приз и «Золотую пальму», турецкие газеты и журналы начали публиковать мои произведения под моим собственным именем. Они пользовались им как рекламой. Но это длилось совсем недолго. Поэтому шесть месяцев спустя, когда мое имя исчезло с газетных полос, я в 1957 году вторично принял участие в римском Международном конкурсе сатириков и снова завоевал первый приз и «Золотую пальму». Отныне я мог беспрепятственно публиковаться под именем Азиза Несина.

Когда 27 мая 1960 года в Турции свершился немаловажный государственный переворот, я пожертвовал казне свою первую «Золотую пальму». Я готов пожертвовать также и вторую пальму, но для этого в Турции должны произойти еще более значительные события. А до той поры я сохраняю ее у себя.

Я написал 45 книг, женат, имею четверых детей и одного внука. Мои книги переведены на 17 языков.

Лишь две вещи скрываю я от своих ближних: возраст и усталость. Часто говорят: я выгляжу моложе своих лет. Ничего удивительного: из-за непрерывных трудов я просто не успеваю стариться.

Каждый новый день я встречаю полный веры и надежд. Я очень-очень люблю людей, и эта моя бьющая ключом любовь иногда вызывает кое у кого раздражение.

Перевел Ю. Котлярский.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.