— Самым надежным местом встречи я полагаю Ревель, ваше величество.
— Почему? Там же инородцы. Русские люди на своего государя руку никогда не поднимут, только инородцы...
— Это, конечно, так, ваше величество, вы совершенно верно изволили заметить, — кивнул Герасимов, подумав, что Каляев, Савинков, Сазонов, Никитенко с Наумовым, не говоря уж про Халтурина и Софью Перовскую, были чистокровными русскими, — но Ревель можно блокировать со всех сторон, да и гавань там прекрасная; британскую эскадру разместим в полнейшей безопасности, как и фрегат вашего императорского величества... Встреча пройдет на воде, минимум спусков на сушу... Две великие морские державы встречаются на воде, вполне подлежит толкованию в прессе... В этом случае, даже если бы бомбистам и удалось проникнуть в Ревель, — хотя практически я такую возможность исключаю, — то уж на корабли доступ им совершеннейшим образом закрыт.
— Изложите ваши соображения Петру Аркадьевичу, — заключил Николай, заметив кого-то в окне, и чуть склонил голову, дав понять, что аудиенция окончена.
Выслушав Герасимова, не перебив ни разу, Азеф вздохнул:
— Да знаем мы о предстоящем визите, Александр Васильевич, знаем самым прекрасным образом.
— Откуда же?! — Герасимов искренне изумился. — Об этом здесь известно всего десятерым да и в Лондоне стольким же!
— Повторяю, этот вопрос обсуждался на заседании ЦК неделю назад. И было принято решение готовить акт.
— Ничего не получится, — неотрывно глядя на уродливое лицо друга, сказал Герасимов. — Встреча будет не здесь, а в Ревеле.
— Ну и что? — Азеф пожал плечами. — Мы рукастые. Найдем людей на флоте. Думаете, флот простил царю «Потемкина»? Казнь лейтенанта Шмидта? А Никитенко чего стоит? Вся пресса на ушах стояла, — «жертва полицейской провокации». А ведь именно он, Никитенко, моего друга Савинкова из-под петли спасал, на шлюпчонке через Черное море вывез... Словом, я против акта не возражал... Не мог: снова кто-то против меня плетет, с подачи старой змеи Бурцева...
— Задушим, — усмехнулся Герасимов. — Долго ли умеючи?
— Это — быстро, — согласился Азеф.
— План акта намечен?
— Разрабатываем.
— Когда намерены закончить?
— Как скажу вам подробности, — отчего-то рассердился Азеф, — так и узнаете...
Вернувшись в номер, Азеф забрался в ванну, долго отмокал в голубой воде (бросил кусок французского ароматного мыла, чтоб пенилось и кожа благоухала), обсуждая ситуацию с самим собой.
Как всякий предатель, он постоянно жил в страхе за жизнь: после того, как организовал убийство Плеве (с подачи сукина сына Рачковского, именно он намекал, что это угодно Сферам), ждал ареста и петли; когда отдал Герасимову своего ближайшего друга и любимца Боречку Савинкова, боялся, что придушат, как и Гапона, его же питомцы, бомбисты.
Он мучительно, постоянно, каждую минуту думал о выходе, не отдавая себе, ясное дело, отчета, что выхода уже не было и быть не могло: рано или поздно предательство непременно всплывает наружу, причем особенно вероятно это, когда страна взбудоражена, правительственной линии нет, царствует сонная бюрократия, лишенная той реальной идеи, которая бы могла объединить народ, поставив перед ним осуществимые задачи, подкрепленные ясным законодательством, понятным не ста правозаступникам, а самым широчайшим слоям населения: «это можно и то — можно, а вот сие — нельзя».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Повесть
Клуб «Музыка с тобой»
Молодёжь и перестройка