Коротка предыстория первого провала. Козловскому поручили провести за линию фронта двух военнопленных и девушку-подпольщицу, передать на Большую землю чистые бланки немецких документов, схемы укреплений города.
Известно, что километрах в трехстах от Острова, уже под Демянском, они попали в засаду так называемого ЕКО (европейского карательного отряда), куда набирали законченных подонков и головорезов, давно предавших Родину.
Отстреливались, пытались оторваться. Когда девушка погибла, а военнопленных схватили, Шурик понял, что должен уничтожить бумаги. Возможно, задержка эта и стала роковой. Те, с немецкими автоматами, были уже рядом, и тогда он выдернул кольцо у гранаты, отпустил скобу и разжал пальцы...
Через несколько дней гестаповцы взяли пятерых, в том числе и родителей Козловского. А первой оказалась Клава.
Широкие были окна в той тюрьме, и решетки такие, что руку просунешь. Забравшись на подоконник, Клава кидала хлеб птицам и улыбалась через силу, глядя, как дерутся они из-за скудных крошек. Часовой на углу прикладывался к подаренной бутылке с самогоном, а под окном стоял Лева Судаков, кусая до крови губы.
— Ты продержись, мы попробуем...
— Не надо, Левушка, только ребят зря погубим.
Она по-прежнему оставалась руководителем группы и отвечала за ее судьбу. Она понимала, как тяжело сейчас парню, ведь давно любит ее, еще со школы.
— Клаша, да я...
— Подожди, ладно? Помнишь, ты рассказывал мне о первом дне войны?
...Двадцать второго июня по школьной традиции их выпускной класс поехал в Пушкинские Горы. Собрались у школы к шести утра, забрались в грузовик. Митрофанов, Судаков, Серебренников, все их ребята. Радио еще не работало, никто ничего не знал.
Счастливый был день. Святогорский монастырь на высоком холме, белый обелиск на могиле Александра Сергеевича, густые рощи Михайловского. Ближе к вечеру поехали назад, на шоссе вереница людей, дорогу грузовику уступали неохотно, грустно смотрели на ребят в кузове, горланивших веселые песни.
И никто из встречных ни словом не обмолвился о том, что случилось еще на рассвете.
— Знаешь, Лева, почему молчали те люди на шоссе? — Клава опять печально улыбнулась. — Когда о горе говоришь, много сил уходит. А силы беречь надо, для борьбы беречь. Тебе... вам всем они еще понадобятся. Да и мне... тоже.
Клава Назарова была повешена 15 декабря 1942 года на базарной площади Острова, перед белостенным Троицким собором.
Гвардия... Так называют самых надежных и стойких бойцов, тех, которые и сражаются, и умирают достойно. Гвардия погибает, но не сдается. Комсомольцы Острова не называли себя молодогвардейцами. Они ими были.
Хоронить Клаву Назарову пришли двести человек, по тем временам гигантское шествие. И глаза у многих были такие, что встречные полицаи не выдерживали, отворачивались в смятении... Пройдет совсем немного времени, и поймут фашисты, что публичными казнями не запугать, не усмирить русский народ, они сеют лишь новые зерна гнева. И отменят открытые расправы, станут расстреливать по ночам, подальше от города. Но то, что свершилось уже, навсегда останется в памяти и не даст успокоиться, приведет в ряды гвардии новых добровольцев.
Зимой сорок третьего на окраинах Острова работали рации армейских разведгрупп штаба Северо-Западного фронта. От них получили партизаны, что укрывались в лесах далеко от города, нить к уцелевшему подполью, и однажды в марте, еще реки не вскрылись, к Миле Филипповой на работу, прямо в немецкую хозяйственную комендатуру, явилась женщина. Связная из леса.
— Наконец-то. Ребята в дело рвутся!
— Будет дело. Но тихое.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Военная повесть «Смены». Война. Победа. Комсомол. Глава четвертая
Корреспондент «Смены» Лев Сидоровский беседует с писателем о войне
Рассказ