Неожиданный звонок

Достала из холодильника остатки вчерашней рыбы, позавтракала. Ничего, даже вкусно. И Галка вчера хвалила: «Насчет твоих способностей в области неорганической химии я не знаю, не мне судить. А вот в кулинарной области они неоспоримы. Это уж точно».

После завтрака решила сходить в институт. И необязательно, и неделя эта целиком отгульная. Но все же...

Первым, кого я увидела на кафедре, был профессор Угрюм. Он сидел один и разговаривал с кем-то по телефону.

– ...в Ленинграде? Вы считаете мое присутствие обязательным? – услышала его ровный, неторопливый голос. – В таком случае я поеду...

Я в нерешительности остановилась у двери: уйти? не мешаю ли?

– Входите, Людмила Федоровна. Что у двери стоите, как бедная незачетчица? – сказал Евгений Павлович, вешая трубку. – Кстати, у вас нет желания поехать в Ленинград, на симпозиум?

Нет ли у меня желания?! Вместе с профессором Угрюмом! Я закивала, наверно, слишком поспешно и радостно, потому что Евгений Павлович добавил деловым, даже несколько суровым тоном:

— Профессор Стоун из Калифорнийского университета будет делать доклад на близкую вам тему.

— Когда? – только и смогла вымолвить я.

– В среду. Будете готовы? «Да я хоть сейчас готова!»

— Конечно!

— Вылет в тринадцать пятьдесят. А в двенадцать я буду ждать вас на аэровокзале.

Вечером, лежа в постели и читая журнал «Химия и жизнь», я никак не могла сосредоточиться на процессе вытягивания столба расплава и получения кристаллических изделий сложных форм из материалов с разными физико-химическими свойствами. Никак не шел из головы профессор Стоун, который так, кстати, приехал в наш Ленинград с лекцией на очень близкую мне тему... Скорее бы среда! «В среду... в двенадцать... в старом...»

Постаралась прогнать эту мысль – закрыла журнал, стала вспоминать защиту. «Работа представляет большой научный интерес и является несомненным вкладом в науку о полимерах...» «Практическая ценность исследования неоспорима...» «Следует рекомендовать к изданию в виде самостоятельной публикации...» Председатель совета потом сказал, что такой защиты у них давно не было. Жаль, что родители не смогли приехать.

Отец... Что с ним? Мама сказала, что ничего серьезного. Наверное, не хотела волновать. Может, опять открылась рана? Среди его орденов есть маленькая прозрачная планочка. На ней три красных полоски: три ранения. Последнее – в Берлине. Второе – под Феодосией. А где же первое? Отец любил рассказывать о том, как воевал. Вся жизнь его была теперь в этих рассказах. После войны он еще долго работал, потом ушел в отставку, занялся общественной работой – стал, как говорят, общественником. Но это все происходило как бы в стороне от него, как бы не с ним. Память прочно сохраняла и выдавала лишь то, что было связано с войной. «Помню, в августе сорок первого у деревни Глухое мы с ротой автоматчиков...» «Помню, в мае сорок второго наш взвод поднялся на штурм высоты у поселка Смоляная Заводь...»

В детстве мы с братом слушали его рассказы с удовольствием. А когда подросли, нам они приелись, стали казаться однообразными, скучными. Да и времени не хватало – сидеть и слушать. Тогда отец стал рассказывать за едой, когда все собирались за обеденным столом. Вначале мы делали вид, что слушаем. Но это стало повторяться изо дня в день. И как только отец начинал: «Помню, в июне сорок третьего...» – мы с братом в один голос кричали: «Папа, ты это уже рассказывал!» Отец мужественно молчал дня два-три, а потом начинал снова... Так продолжалось, пока мы не разъехались из родного дома: вначале – брат, потом – я.

...Где же все-таки он получил свое первое ранение? Когда? Что-то я подзабыла. А ведь знала: он рассказывал... Кажется, под Вязьмой. Или не под Вязьмой, а под Волоколамском?

«В среду, в двенадцать...»

Ну, были они друзьями – Федор, мой отец, и он. Иван. Всю войну вместе, в одном окопе лежали, одной плащ-палаткой укрывались, одним снарядом контужены. Но какое это имеет отношение ко мне?.. К тому же в среду у меня важное мероприятие: доклад профессора Калифорнийского университета. По моей теме. Это бывает раз в жизни, и упустить такой случай нельзя.

Встала с постели, взяла чемодан, стала собирать вещи: шерстяную юбку, мохеровую кофту на случай холода. Говорят, она мне очень идет. И как раз под цвет глаз... Нет, это платье слишком уж яркое для научной конференции. Может, коричневое взять? Нет, коричневое – чересчур мрачное. Будто в трауре...