Продолжение. Начало в №№ 5, 6

Главным последствием страха перед болью, последствием оплеух, шлепков, выкрученных рук и всех остальных средств семейной инквизиции является разделение мира на битых и бьющих. Когда бьющим оказывается папа, он иногда говорит: «Знай, что мне больнее, чем тебе!» Тебе хочется ему поверить, потому что вообще-то он добрый человек, и ты начинаешь понимать, что бить — это весьма драматическая естественная необходимость. Значит, важно и тебе каким-нибудь образом попасть в категорию бьющих, значит, надо найти подходящий объект. Взгляд падает на братишку, это несносное существо, которое никто еще пальцем не трогает, а все только ласкают, даже если он прольет суп или разобьет тарелку. Раз — оплеуху братишке, раз — еще одну. Он ревет, ему больно, как и мне, он бежит к маме жаловаться.

— Это ты его ударил?

— Я.

— Почему?

Чистосердечный ответ был бы: потому что вы бьете меня. Но матери это не приходит в голову, и, поскольку я молчу, она отпускает мне затрещину мокрой от посуды рукой.

Первые уличные драки. Первые победы и поражения. Сколько ненависти и зависти застывает после них в детских глазах, когда успевают высохнуть слезы! Ненависть к более сильному сочетается с торжеством над беззащитным.

И вот какой-нибудь почтенный седовласый гражданин останавливается на тротуаре и говорит назидательно:

— Как вам не стыдно так драться? Ученики!

Дети не обернутся и не скажут ему:

— А вам не стыдно было нас бить? Учителя!

Разумеется, наивно было бы верить в то, что если детей перестанут бить дома, тут же на улице и в школе наступит мир. Невозможно пренебречь природой, историей, летописью войн и человеческих столкновений. Это означало бы забыть и о кино, и о телевидении, и о книгах, в которых мальчишки жадно поглощают батальные сцены. Конечно, они будут подражать героям, будут разбиваться на враждующие группы, пускать в ход кулаки, но в этом будет гораздо больше элемента игры, меньше будет злобы и удовольствия от того, что ты причинил боль.

Даже если в каждом мальчике кроется воин, воспитание должно содействовать тому, чтоб он не слишком часто напоминал о себе. Поля сражений в области духа могут принести не меньше славы. К этому можно прийти, если элемент насилия будет искореняться как в нашем отношении к детям, так и во всей культуре, которая их окружает. То, что мальчишки с удовольствием играют в войну или в индейцев, не страшно. Они создают свои правила игры, которые допускают немедленное воскрешение убитых и не разрешают боли и истязания. Классический вестерн в значительной степени построен по правилам честной детской игры.

Фольклор, сказки, предания изобилуют символами добра и зла, в них живут добрые и злые феи, добрые и злые волшебники, колдуны, змеи, русалки, лешие. Народная фантазия неисчерпаема, а дети любят все фантастическое, любят за то, что оно легко входит в их мир, где воображение играет первостепенную роль, где причинно-следственные связи еще не иссушили действительность, где каждый предмет может преображаться, каждая деревяшка — превращаться в корабль, потом в автомашину, потом в сани, потом в человека, но никогда — в щепку для растопки. Конкретные игрушки, которые мы им дарим, — паровозики, пароходики и т.д. — не особенно нужны, они привлекают детей только своей миниатюрностью, только этот элемент невероятного их забавляет. Практицизм приходит с возрастом. Именно поэтому дети любят сказки, в них всегда должно происходить что-то невероятное, что-то невозможное, дети не переживают драмы, которую у Камю переживает Калигула, который хочет невозможного. Оно у них есть. То, что в сказках справедливость и добро всегда побеждают, тоже означает, что в твоем распоряжении невозможное.

Мы просто не обращаем внимания на то, какими путями осуществляется иногда победа добра. Поэтому и многие из сказок, которые мы читаем детям, оказываются прежде всего историями о насилии, где победа присуждается добру как бы нехотя, как бы для порядка. Именно такова большая часть популярнейших сказок братьев Гримм. Я остановлюсь только на самой известной — на сказке о Гензеле и Гретель. Она получила широчайшее распространение, пересказана почти на всех европейских языках, по ней написаны пьесы, Гумпердинк сочинил оперу, ее танцуют в трогательных балетах, а по сути, это жестокая история, которая своей яркостью ослепляет нас и мешает разглядеть сомнительные ценности, которые в ней заложены.

У одного вдовца было двое детей, мальчика звали Гензель, девочку — Гретель. Вдовец решил жениться второй раз, и досталась ему злая жена. До этого момента все идет в реалистическом плане. Потом жена начала предъявлять разные требования и, поскольку хлеба в доме не хватало, посоветовала мужу отвести детей в лес и оставить их там, вернее, оставить их на растерзание диким зверям. Добрый отец со слезами на глазах согласился. Читатель-ребенок обычно не обращает внимания на эту важную деталь в характере отца, ребенок склонен к всепрощению. Гензель, однако, имел привычку подслушивать и понял намерения родителей. Проявив изобретательность, он запасся камешками и отмечал ими путь, по которому их вели детоубийцы. Благодаря этому дети вернулись домой, обрадовав кающегося отца и разозлив мачеху. Она, разумеется, не успокоилась и опять уговорила отца отвести детей в лес. Он опять согласился со слезами на глазах. Мачеха каким-то образом поняла фокус с камешками и предотвратила его повторение, заранее заперев Гензеля. Мальчик сумел запастись только крошками, но лесные птички склевали крошки, и план родителей был выполнен. На радость детям и для того, чтобы сказка могла продолжаться, дикие звери в лесу не появились, но зато их ждали еще большие ужасы. Прежде всего появилась красивая белая птица, которая оказалась не символом добра, а провокатором. Она повела детей за собой, и так они подошли к прелестному сахарному домику. Здесь в сказке появляется невообразимое и невозможное: сахарный домик, который не тает ни от каких дождей. Гензель и Гретель были так голодны, что тут же начали расправляться с домиком. Только Гензель взялся за крышу, как оказалось, что домик принадлежит старухе-людоедке. Еще одно чудесное сказочное несоответствие — во вкусном домике живет злая колдунья. Она живо схватила несчастных детей. Теперь им предстояло быть съеденными. Ан, нет! Выяснилось, что у старухи изысканный вкус. Гензель показался ей слишком тощим, и она решила откормить его, а Гретель использовать как служанку.

Вообще с девочкой старуха была любезнее по каким-то неясным людоедским соображениям. Она заперла Гензеля в свинарнике и стала обильно его кормить. Каждое утро она проверяла, готов ли он к употреблению, но мальчик водил ее за нос, протягивая ей вместо своего пальца какой-то прутик. Колдунья была очень близорука, но, видимо, из суетности не носила очков и потому не поняла обмана. Она все ждала и ждала, ждет и встревоженный ребенок, которому читают сказку, и не задает себе вопроса, что все это время ела старуха. Можно предположить, что вместе с Гретель они ужинали кнедликами или чем-нибудь еще вегетарианским. Наконец старухин аппетит взыграл, и Гензелю, готов он был или не готов, настала пора быть съеденным. Старуха наточила нож, велела Гретель растопить печку, и поскольку ее нетерпение превратилось в истерию, сама полезла в печь, чтобы проверить, подходящая ли в ней температура. Тогда девочка самоотверженно запихала ее в печь, хладнокровно закрыла заслонку, и таким образом сама старуха изжарилась в назидание всем обжорам-людоедкам, доверяющимся своим клиентам. Остается неясным, съели ли Гензель и Гретель зажаренную старуху, что соответствовало бы стилю сказки, но братья Гримм об этом умалчивают.

Маленький слушатель переводит дух, справедливость восстановлена, но нас ждут еще приятные неожиданности. Дети вдруг обнаруживают, что у ведьмы была целая куча бриллиантов. Ни минуты не колеблясь, они прихватывают с собой все старухины сбережения. Потом дети шли, шли и вдруг наткнулись на отцовский дом, где их поджидал добрый папа. Тем временем и с ним случилось то, что бывает только в сказках, — его злая жена предусмотрительно померла. Увидев, что его пропавшие дети возвращаются, отец расплакался, обнял их, а увидев бриллианты, расплакался еще пуще, и с тех пор все трое зажили так счастливо, что счастливей и быть не может.

Такова сказка. Она содержит в себе немало поучений. Если не хочешь быть зажаренным, — жарь сам! Если хочешь разбогатеть, пошли своих детей на съедение волкам. Не верь сахарным домикам, в них живут злые ведьмы!

Да простятся мне моя пристрастность и мои преувеличения, но, как я ни стараюсь найти какую-то нравственную глубину в этой истории о родителях, которые со слезами ведут своих детей на заклание, о социальных трагедиях, которые разрешаются с помощью чужих бриллиантов, и об этом символе зла в сахарном домике, который был побежден чуть ли не его собственными средствами, мне это не удается.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.