«Приводить в движение тяжести, чертить карто земного шара»

«Своими величайшими успехами человеческий род обязан технике, т.е. искусству измерять тела и их движения, приводить в движение тяжести, воздвигать строения, плавать по морям, производить для всякого рода потребления орудия, вычислять движение на небе, пути звезд, календарь и чертить карту земного шара».

Так в XVII веке писал Томас Гоббс, философ - материалист, который, в сущности говоря, даже и не знал настоящей техники. Он смотрел на большие деревянные ящики, вооруженные бревнами и парусиной, ветер дул в парусину и выносил людей, следящих за звездами в океан, - Гоббс думал, что это - верх техники. С точки зрения, людей нашего века, это была не техника, а хождение на четвереньках.

Уважать технику в XV веке было опасно для жизни. Каждого кто пытался изобретать, сжигали на костре. Тот же Гоббс только потому, может быть, избежал насильственной смерти, что умер за 3 года до издания Оксфордским университетом декрета о сожжении его сочинений (университеты тогда вообще больше сжигали сочинений, чем их издавали).

Но Гоббс оказался человеком решительным, он позволил себе, перерасти век на голову и увидеть природу, взятой за узду. Он стал страстным проповедником технических знаний.

Правда, время тогда было бедное, и Гоббс - один из умнейших людей своего века - образование имел, по нашим понятиям, очень среднее.

Но это не вина Гоббса. Ценность же Гоббса заключалась в том, что он умел уважать технику, даже не зная ее, а только предчувствуя. Многие знают о технике, но не умеют ее уважать. Они отстали от нашего века, от нашей страны, которая сейчас, как никогда и нигде до сих пор, умеет «приводить в движение тяжести, воздвигать строения, производить для всякого рода, потребления орудия и чертить (совсем по - новому) карту земного шара».

О них, отстающих от своей работы и до сих пор не уважающих технику, надо рассказать подробно.

Пулемет

Рабочий Щетинин заметил, что в одном цехе рабочие ходили с обрубленными пальцами. У некоторых палец был обрублен подлиннее, - не хватало одного - двух суставов, у других, которым везло, палец оставался живым, был содран только ноготь, в худшем случае - половина первого сустава.

Обрубленные пальцы были привычны для цеха: просто незначительные подробности профессии, как кривые ноги у кавалеристов. Обезглавленные пальцы прочно обрастали мясом, ими можно было даже разнообразно шевелить, совершать кое - какие полезные движения, подзывать кого - нибудь или легонько стучать по столу в разговоре.

Однажды Щетинин стал свидетелем того, как машина убила палец. Это произошло у фрикционного пресса, который обдирает заусеницы у заклепок. Рабочий быстро подсовывал заклепки к понсону, одновременно ногой приводил в движение механизм. Понсон опускался на расстоянии дюйма от пальца, обхватывал заклепку и рвал с нее заусеницы. Вся трудность состояла в том, что нужно было очень точно рассчитать последовательность в движении сначала пальца, подсовывающего заклепку, потом ноги, опускавшей понсон, - все в секунду, так как работа сдельная.

Рабочий вошел в раж, совал заклепки одну за другой и бил ногой безостановочно, как автомат. Потом нога вырвалась из ритма, рвану - пики. Это была машина - урод, взбесившаяся машина: вместо железа под понсон, вместо железной заклепки, свой теплый, живой палец, и завыл... Палец был убит. Щетинин увидел кровь и возненавидел машину. Она стала для него воплощением несовершенства заводской техники. Эта была машина - урод, взбесившаяся машина: вместо железа она жевала, человеческое мясо, мясо своего повелителя. Ужаснее всего было то, что 20 тысяч рабочих завода считали это обычным. Одним беспалым больше, одним меньше - все равно. Если бы человек откусил своему товарищу палец, его бы судили. Машине это проходило безнаказанно. Ее преступление узаконили, ввели в норму. Щетинину стало ясно, что 20 тысяч людей раболепствуют перед этой машиной - уродом. Худший вид рабства - от недомыслия.

Щетинин ежедневно торчал после работы в этом чужом цехе и смотрел на фрикционный пресс, на палец, играющий со своей смертью. Однажды, загипнотизированный молниеносным движением рабочего, он впал в некоторое беспамятство, и фантазия помогла ему мысленно заменить рабочего пулеметом. Движение стало точным, пулемет с механической яростью стрелял заклепками в понсон и вышвыривал их в сторону готовыми, ободранными.

Щетинина начала, бить лихорадка, - это было вдохновение человека, учуявшего идею. Он ушел из цеха с головой, которая гудела, и ночью безуспешно - пытался нарисовать свой внезапный бред. Потом он уснул, угнетенный беспомощностью, а утром встал и спокойно, в десять минут начертил проект своего изобретения. Силой воображения он привел в движение чертеж; принцип был верен: пулемет стрелял заклепками, машина пошла... Пальцы могут оставаться живыми.

Он представил своей проект в бюро рационализации. Там его через некоторое время приняли, но с поправками. Поправки были такие, что умерщвляли идею, с ними машина не стала бы работать. Неизвестно, был ли это результат технической тупости конструкторов или их злого умысла. Щетинин протестовал, даже объявил голодовку, но модель все же начали строить.. с поправкой. Щетинин почувствовал смерть своей идеи, его охватило отчаяние, железным ломом он разбил модель изобретения. Тогда его - здорового, просто вспылившего человека - посадили в сумасшедший дом.

Через алкоголиков, пользовавшихся правом выхода наружу, он передавал свои записки в ячейку, к товарищам, просил верить ему, что он здоров, требовал осуществить проект в его варианте, чтобы изобретение работало.

Ему не верили. Началось самое страшное - одиночество непонятого человека. Здоровый, талантливый человек был посажен в сумасшедший дом. Это не был результат жестокости или происков со стороны врагов, - это был результат отвратительной нашей системы, когда изобретатель одинок, когда техническое усовершенствование находится в голове одного человека, а не всей массы рабочих завода.

На заводе (это был завод «Красное Сормово») были другие изобретатели. В цехах дрались за новые темпы ударники. В ячейках, на верфи работали рационализаторские группы. Но все это было разобщено, разорвано на отдельные части, ничем между собой не связанные. Совсем в стороне, посторонними зрителями стояли 20 тысяч рабочих. Техническая неграмотность мешала им проверить правоту Щетинин, и придти ему на помощь.

Получилось странное положение, когда 20 тысяч были неправы, а один был прав, но сидел в сумасшедшем доме.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.