- Ну что завод! Ты вот себя сейчас не видишь. У тебя, Матвей, даже плечи развернулись...
- Как же это ты так легко бросаешь своё дело? - сдержанно сказал Матвей. - Потомственная, можно сказать, рабочая семья. Отец токарем был, я, сам ты второй год работаешь. Неужели, Серёжка, - Матвей с любопытством вглядывался в лицо брата, - неужели ты к своему станку ну ни крохи не привык? Неужели тебе все равно, чем ни заниматься?
- Да ведь на завод - то никогда не поздно. Матвей.
- Мальчишка! - Матвей ударил кулаком по столу; синий шрам его побагровел; жалобно звякнули ножи на тарелках. - Ишь, как легко ты о заводе... Вы этот завод готовеньким получили, в подарок! А мне каждая трещинка на кирпиче видна. Когда я сюда попал, тут поле картофельное было да псы на свалках дрались. И только одни красные флажки: тут такой - то цех будет, тут такой - то... Привели тогда на это поле полторы тысячи ребят, одетых во что попало, и сказали им: «Хотите учиться? Работать хотите? Стройте учебный комбинат, стройте завод!»
Матвей замолчал, расстегнув ворот кителя, отошёл к окну. Притихшие было за стеной соседи успокоились и заговорили снова.
- Можешь ты понять, что мы почувствовали потом, когда пустили первую очередь цехов
и нас первый раз поставили к станку?! - Матвей вернулся к столу, допил рюмку, закусил и лёг на диван. - Я вот сейчас больше за цех болею, чем ты, а разве это порядок? - мягко спросил он, стесняясь своей горячности.
Сергей молча подсел к нему. Матвей пригладил его жёсткие, прямые волосы:
- Вот ты и взрослый парень, а мне всё кажется - маленький... Ну, ведь не маленький, и с огоньком, упрямый. Ещё годок, другой, если драться станем, - не слажу, - и, вспомнив вдруг покорные глаза Тоси, сказал строго, почти грубо: - А Тосю... Смотри, береги её!
Сергей удивлённо поднял голову. Потом понял, покраснел, ответил зло и раздельно:
- Вот уж это ты зря! Я не из таких!
Это понравилось Матвею. Ночью он уехал.
Сергей почти не спал. С похмелья утро началось мутное, нехорошее. Возле соседа правильными, по пятнадцати штук, стопками уже стояли обточенные детали. Сергей заторопился зажать пневматическим патроном поковку, но кольцо, как на зло, становилось в патрон с заметным даже на глаз перекосом.
Подошла браковщица - учётчица. Заглянув через плечо, Сергей увидел против своей фамилии обидно маленькую цифру. Он усмехнулся, хотел свистнуть бесшабашно, но губы пересохли и получилось тонко и жалобно. С трудом дотянув смену, он побежал домой за банками для Павла Ионыча, чтобы успеть к нему пораньше, до прихода гостей.
Сергею открыла бабушка Агриппина, жена мастера. В коридоре пахло тестом, в комнате стоял накрытый стол. Толстые листья фикуса, смазанные для блеска, пахнули касторкой. Павел Ионыч сидел на диване в новом, много лет назад сшитом пиджаке: от лежалых складок его несло нафталином!. Большие руки мастера, как самостоятельно отдыхающие существа, покойно лежали на коленях.
- Ну, что скажешь? - похвалился столом Павел Ионыч.
Сергей поздравил его. Старик отнёс банки жене на кухню и, довольный, вернулся:
- Сейчас народ подойдёт. Поздравят - да по маленькой. Старику - мастеру почёт!
Сергея раздражало всё это: и фикусы с касторкой и слежавшийся пиджак - ну, в самом деле, разве мог быть такой у военного?
- Павел Ионыч! - перебил его Сергей. - Помогите мне с завода уйти. Не по мне это дело.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.