Над Ватаном — солнце

— Как дали? Кто дал?

— Генерал-майор товарищ Низами.

— Да, — видя мое замешательство, подтвердил Фарид, — у нас к ним и бумажки есть.

Он так и сказал: «бумажки».

— И вы, участвуя в боевых операциях, так относитесь к своим наградам?

Я возвратил им мелочь и пошел прочь.

— Мы больше не будем! — крикнул кто-то мне вслед.

Правда, больше за этой игрой я их не заставал. Но не думаю, что они так сразу поняли свою ошибку. Наверное, просто нашли другое место.

Совершают подвиг и не осознают этого, потом получают награды и снова не осознают... Да и неудивительно, такой возраст: сейчас им не нужны слава и почет. Им нужна лишь хорошая бита для игры в пристенок.

Как-то, прогуливаясь вечером в саду, я увидел сидящего под деревом Башира. На коленях у мальчика лежал открытый учебник. Зажмурив глаза, он не спеша повторял диковинные для афганца русские слова.

Его старание в овладении русским языком я заметил уже давно. Всего за несколько занятий Башир изучил весь алфавит и знал уже десятка два выражений. Разговорившись с ним, я сказал, что поездка в СССР ему гарантирована. Видя его счастливое лицо, не удержался и спросил:

— Башир, а почему тебе нужно ехать именно сейчас? Пожил бы здесь еще годик, подучил бы язык...

— Нет! — прервал он меня криком. На глазах парня выступили слезы. — Я не хочу жить здесь — в проклятом аллахом месте, где этот зверь убил мою мать! — Мальчик рыдал так сильно, что мне стоило больших трудов его успокоить.

До революции отец Башира был бедным крестьянином. От голодной смерти семью спасала лишь узкая полоска худосочной земли. Апрельская революция дала ему землю, но он забросил земледельческий труд, занялся контрабандной торговлей и скоро разбогател. Скупая по дешевке плодородные земли, сдавал их в аренду. Когда народная власть наложила запрет на его бизнес, он бежал в Пакистан. Через некоторое время вернулся, сколотил из местного отребья банду себе подобных и стал промышлять грабежом и разбоем.

Провинция Лагман, где он с детства знал каждый камень, была им буквально терроризирована. Всех крестьян, в том числе своих бывших соседей, он обложил налогами — на воду, на землю. Даже за рождение сына дехканин должен был платить ему мзду. Непокорных .ждала жестокая кара. Несколько раз части Народной армии пытались окружить банду. Однако, не вступая в бой, душманы уходили.

Башир был единственным сыном. Когда мальчику исполнилось четырнадцать, отец решил, что пора приучать его к своему кровавому ремеслу. До сих пор не смевшая возразить мужу, мать Башира сказала, что не позволит превращать сына в убийцу. Разгневанный тем, что женщина осмелилась ему перечить, бандит схватил со стола массивный портсигар и бил ее по голове до тех пор, пока не забил насмерть. Расправа произошла на глазах у детей...

Башир заболел и вскоре сбежал в соседний кишлак, где стояло одно из подразделений афганской армии. Зная месторасположение банды, мальчик привел солдат. На этот раз уйти душманам не удалось. Каким-то чудом бежал лишь главарь, позже передавший через крестьян: в день разгрома банды он поклялся на коране, что убьет своего сына.

Местные власти срочно перевели мальчика в Кабул. А вскоре он попал в «Ватан». Руководство интерната взяло подростка под особый контроль. Несмотря на то, что территория интерната усиленно охраняется, несколько раз ночью «Ватан» кто-то обстреливал.

...И вот наступил день отъезда. С самого утра интернат напоминал разбуженный улей. Так случалось каждый раз, когда из родного гнезда на учебу в СССР отправлялась очередная группа воспитанников. Пяти-девятилетние дети ехали в сопровождении воспитателей в советские школы-интернаты, ребята постарше — в училища.

Празднично одетые, с новыми сумками, они весело толпились во внутреннем дворе школы. Среди них был и Башир, который, видимо, еще не до конца осознавал, что уезжает. Внешне спокойный, в душе он, конечно, волновался, как и все остальные. Шутка ли, маленький человек пускается в путешествие к другому берегу, пусть даже желанному, но не родному.